Пьер деда совсем не помнил. Он умер молодым. Как говорили, слишком многое брал на себя. Например, болезни тех, кого лечил. Вот и сгорел в сорок пять. Пьер внешне очень на него походил. Разве что был выше и светлее кожей. Но черты лица – чуть ли не один в один. Да и ранняя лысина Пьеру от деда досталась. Отец и в шестьдесят мог похвастаться густой шевелюрой. У Пьера же волосы на лбу начали редеть в двадцать. Точно как у деда. И уже в двадцать пять он стал бриться наголо.
К нему, пацану, бабушка тоже присматривалась. Считается же, что таланты, особенно экстрасенсорные, через поколение передаются. Но Пьер, по ее наблюдениям, от деда взял только внешность, ни капли дара. А вот теперь оказалось, что какая-то крупица деда все же есть в нем. Или же в каждом человеке этот дар имеется? Особенно в любящем…
Когда зазвонил телефон, Пьер уже знал, чье имя он увидит на экране… Сашеньки! А еще… Почувствовал, как ей плохо, и сердце его сжалось от жалости.
Поднеся телефон к уху, он услышал:
– Пьер, я погибаю…
– Что с тобой?
– Ты смотрел фильм «Водитель для Веры»?
– Нет.
– Я обожаю его. Там героиня произносит фразу: «У меня жизнь под откос… У меня беда!» Так вот это про меня. Погибаю я, Пьер!
– Почему?
– Потому что жизнь идет под откос…
– Давай словами не киношной героини, а своими.
– Я развожусь!
Пьер не поверил ушам своим. Поэтому переспросил:
– Разводишься?
– Да, да, мы не женаты официально, я понимаю, что неправильно формулирую…
– Саша, ЧТО СЛУЧИЛОСЬ?
– Он изменил мне, Пьер.
Морель не сразу сообразил, о чем она…
Изменил?..
Он правильно понимает значение этого слова? Ничего не путает? Да, он хорошо знает язык, но не в совершенстве же…
Изменил?
То есть занялся сексом с другой?
Не с Сашей?
Это не укладывается у него в голове!
– Он изменил мне! – повторила Саша, доказав Пьеру, что он не ослышался.
– С чего ты это взяла?
– Моя канарская подруга видела его с другой. И не раз!
– Где?
– В ресторане и на набережной.
– Они занимались сексом… в ресторане и на набережной?
– Нет, конечно.
– Тогда с чего ты, а вернее, подруга твоя взяла, что он тебе изменяет? Подумаешь, пообедал с кем-то, а потом прогулялся… – Морель говорил это и диву давался. Каким же дураком надо быть, чтоб соперника выгораживать? – Мы с тобой и ужинаем вместе, и гуляем, но между нами ничего нет…
– Пьер, спасибо тебе, но… Мы с тобой и не целуемся взасос.
– А они?
– А они – да. Я фото видела. Подруга на телефон щелкнула.
– Вот бабы! – в сердцах воскликнул Пьер. – Зачем она это сделала? Кто дал ей право лезть в чужую жизнь? Подруга называется…
– Она все сделала правильно, – возразила Саша. – Знает, что я предпочитаю знать правду, какой бы горькой она ни была, – и разрыдалась. Пьер впервые слышал ее плач, и сердце его рвалось на части.
– Приехать?
– Да, – тихо ответила она.
– Где ты?
– Дома.
– Голодная?
– Нет.
– Ела сегодня что-нибудь?
– Не помню.
– Понятно, значит, не ела. Жди, я буду через час.
Он тут же отключился и бросился к плите. У нее стоял «юнга» (так они называли тех, кто не прошел испытательного срока). Пьер подвинул его, напугав парня до полусмерти. Тот решил, что делает что-то не так и сейчас получит нагоняй от шефа.
Но тот «юнгу» как будто не заметил. Поставил на огонь сковороду и отошел к холодильнику.
– Я отлучусь на пару часов, – бросил он своему первому помощнику, иначе говоря, су-шефу. – Остаешься за главного.
– Но не задерживайся дольше, хорошо? Сегодня будут очень важные гости, – напомнил тот.
– Я постараюсь, – рассеянно ответил Морель, задумавшись над тем, карамель растопить для глазури или мед? Он решил накормить Сашеньку оладьями, тесто для которых уже было поставлено. На приготовление ее любимых пончиков времени нет.
– Пьер! – Су-шеф взял его под локоть и развернул к себе. – Не опаздывай, слышишь? Гости будут очень важные!
– Понял я, понял. Подай мне, пожалуйста, из холодильника тесто. – Секунду подумав, он добавил: – А еще морские гребешки. Салатик теплый сделаю с рукколой.
– Разве кто-то его заказывал?
Пьер отмахнулся от помощника и влил на сковороду оливкового масла. Сначала пожарит гребешки. А уж потом оладьи. На все про все уйдет минут двадцать. Саша живет в центре, так что получаса ему на дорогу хватит. Остается еще десять минут, чтобы привести себя в порядок: смыть запах кухни, переодеться, побрызгаться одеколоном.
Он приготовил салат, испек оладьи, сложил блюда в пластиковые судки, обернул их фольгой, чтоб не остыли. После этого отправился в душ. Ополоснулся. Оделся. И покинул ресторан.
Джип Пьера стоял на привычном месте. Все знали, где шеф обычно ставит машину, и не занимали пространство с правой стороны крыльца. Во Франции Пьер ездил на малолитражке, как и большинство европейцев. Экономично и место для парковки найти легче. В Москве он первый год перемещался на метро и автобусах. А также много ходил пешком. Но когда появились деньги на покупку машины, приобрел джип. Не такой дорогой, на каком ездил сейчас, а корейской марки и с пробегом, и все же… джип!!! Не малолитражку. В Москве почему-то относились к таким авто с пренебрежением. И считали их бабскими. Поэтому мужчина, сидящий за рулем малолитражки, не вызывал никакого уважения, а без него на дорогах никуда.
Пьер забрался в салон своего джипа и с привычным удовольствием взялся за обтянутый кожей руль. Пожалуй, это была машина его мечты. Существовали, конечно, автомобили дороже и престижнее, но Пьера его джип устраивал целиком и полностью.
– Тебе идет твоя машина, – сказала как-то Сашенька, сидя на пассажирском сиденье и внимательно на Пьера глядя.
– Машина может идти человеку?
– Конечно.
– Но ведь она просто… Как там говорил один книжный персонаж? Средство передвижения.
– А одежда всего лишь средство защиты от холода или жары.
– Нет, одежда – это другое. Она же облачает наши тела. Подчеркивает, корректирует или уродует нашу фигуру. Она может идти или не идти… Но машина…
– А запах? Я про парфюм. Может идти или не идти?
– Да, пожалуй… – Он никогда об этом не задумывался раньше, но вдруг осознал, что те духи, которыми пользуется Сашенька, ей именно идут. Как трикотажные платья до колена, туфли на высоком, но не тонком каблуке, как рубиновые серьги и помада цвета «мокко». Как темный лак на коротких ногтях и растрепанные кудри…