Антон допил чай и, посидев на кухне из вежливости еще пару минут, ушел смотреть телевизор. Слушать жалобы больше не было ни сил, ни желания. Переключая каналы, он наткнулся на «притчу во языцех»: молодой Залевский в гусарском мундире спасал честь Отечества и клеил иностранную принцессу… Принцесса была так себе и усилий почти не стоила. Антон раздраженно переключил канал и снова наткнулся на старого знакомого. На экране Димка Белов, которого стало вдруг удивительно много и на телевидении, и на радио, пел что-то про небо с бескрайними берегами. Антон фыркнул и переключил на Дискавери.
– Значит, на аборт идти? – тупо повторила Марина.
Лена кивнула:
– Все равно он тебе родить не даст. Можешь, конечно, уйти от него, а потом, когда ребенок родится, подать на алименты. Но чует мое сердце, добром это не кончится! У него связи…
– Можно подумать, он ребенка не прокормит, – фыркнула Марина. – Ты знаешь, сколько он в день пропивает? Да на это бабло я раньше месяц жила припеваючи!
– Мариш, не совершай извечной бабской ошибки, – поморщилась Лена. – Все хотят от звезды родить и думают привязать его к себе ребенком. И что? У многих это получилось?
Лена быстро посмотрела в сторону гостиной, где болтал телевизор, и, понизив голос, добавила:
– Думаешь, с ним по-другому? Такая же фигня.
– Да ладно?!
– Вот тебе и ладно. Нам хорошо вместе, я не спорю. Антоша и денег дает, и чтобы руку нам меня поднять – ни-ни! На тусовки вместе ходим, его друзья-актеры меня уже знают. Но стоит намекнуть на женитьбу – он как устрица в раковину прячется. Если я залечу, меня недрогнувшей рукой направят на аборт.
Марина вздохнула.
– Ни фига ты мне не помогла, – сказала она.
Лена вздернула брови:
– Не помогла?
– Ну да. Я надеялась, что ты что-то посоветуешь, подскажешь…
– Я и советую: иди на аборт и живи с Залевским дальше. А еще лучше, начинай мутить что-то сама. Он у тебя никуда не собирается в ближайшее время?
– Сериал у него будет в Питере. Но Питер – это же рядом…
– Ну и что? Все равно не станет столько времени дома торчать. Походи по тусовкам, с людьми пообщайся. Ты же петь хотела? Вот и пой. Пока его нет рядом, это твой шанс.
Марина не ответила.
Советы подруги всколыхнули в ней затихшее было раздражение.
«Хорошо ей умничать, – подумала она с ненавистью. – Урвала красавчика, да еще благодаря подруге! Фигу бы она познакомилась с Антоном, если бы не я. Хотя она и без него жила, как у Христа за пазухой, в квартире тетушки-пуританки. Наверняка такого перспективного жениха, как Антон, тетушка одобрила! Вон они, голубки, воркуют на кухне съемной однушки, потому как у Антона еще нет денег на покупку квартиры, но его съемочный день уже равен полутора тысячам долларов, так что покупка вожделенных метров не за горами… А там, глядишь, и свадебка, если Ленка подсуетится вовремя!»
От накатившей злости в ушах зашумело.
Она скомканно попрощалась.
Подруга не сделала попытки остановить и явно была рада ее уходу. Антон показался на миг, когда она уже стояла в дверях, укутанная в шубку, и, улыбаясь, бросил:
– Пока.
Марина перешагнула через порог, оказавшись в тускло освещенном подъезде, выкрашенном до половины зеленой краской, а сверху белой, где кто-то «остроумный» написал маркером «Маринка – праститутка». На мгновение ей показалось, что это про нее, а потом, шагнув к лифту, она даже ощутила жалость к неведомой Маринке, про которую написали, что она – проститутка, да еще через «а».
Лифт открылся, как пещера Аладдина.
Но внутри не наблюдалось никаких сокровищ, а только пахло мочой.
Марина добралась до дома на такси, тупо глядя в окно невидящим взглядом. Перспективы были не то чтобы мрачными, а какими-то… мутными, как осенние лужи.
В машине было тепло и немного накурено, а по радио горланил вражина Белов со своими приевшимися «небесными берегами»…
Ее внезапно затошнило.
– Остановите тут, – сдавленным голосом произнесла она.
Шофер послушно тормознул. Сунув ему деньги, смятые в комок, Марина выкатилась на улицу, борясь с рвотными спазмами.
На свежем воздухе ей полегчало.
До дома было уже недалеко, к тому же улица стояла в пробке. Марина не спеша двинулась по тротуару, аккуратно обходя лед, на котором то и дело падали прохожие, нелепо вскидывая руки вверх.
На подоконнике магазина сидели замерзшие, нахохлившиеся воробьи. Бросив на них взгляд, она подумала, что ее жизнь не слишком отличается от их. Проблемы, собственно, те же – поесть, поспать. Правда, воробьи вряд ли страдают чрезмерным честолюбием, уж слава соловьев им тем более не мерещится…Подойдя к подъезду, Марина вытащила магнитный ключ и, приложив к замку, потянула на себя тяжелую дверь. Она уже сделала шаг вперед, но уловила за спиной какой-то движение.
Обернувшись, она застыла от ужаса.
Она сразу узнала это лицо, которое долго видела в кошмарах! Его зеленые глаза с восточным разрезом сузились еще больше, а потрескавшиеся пухлые губы растянулись в довольной улыбке.
– Маленькая моя, – вкрадчиво мурлыкнул он.
И тут она закричала.
Он отпрянул на одно короткое мгновение, которого ей хватило, чтобы захлопнуть дверь.
В сталь забарабанили с другой стороны, но она уже не слышала и, визжа, летела по лестнице вверх, в спасительные хоромы Алексея Залевского. Внутри заперлась на все засовы и, привалившись спиной к двери, разрыдалась, ожидая, что сейчас дверь вылетит с треском, а злодей из тайного кошмара вновь схватит за горло скрюченными холодными пальцами…Оперативник оказался коротко стриженным плечистым парнем с заметными залысинами и совершенно необыкновенными глазами. В левом, ярко-голубом, тремя лучиками светились коричневые полоски, а вот правый глаз был наполовину голубым, наполовину карим.
Марина таких никогда не видела, оттого глядела как зачарованная…
Опер Сергей Чуприна разглядывал гостиную восхищенным взглядом, что добавляло Марине значимости в ее собственных глазах. Она постаралась усесться поудобнее, закинула ногу на ногу, как голливудская дива. Но потом подумала, что такая поза мало подходит потенциальной жертве, и, смущенно кашлянув, одернула юбку и сдвинула колени, как примерная школьница.
– То есть вы утверждаете, что он на вас напал? – уточнил Сергей.
– Утверждаю.
– А вы вырвались?
– Да.
– Но, если нападения не было, зачем вы нас тогда вызвали? – спросил он с заметным укором.
Марине на миг стало стыдно, поскольку в этих прекрасных разноцветных глазах было столько грусти…
Она поколебалась, а потом, вдохнув, как перед прыжком в воду, выложила оперу историю с изнасилованием.