– Нет.
– Вот! А я работала. Этот «душка» руки распускает и квасит каждый день. Не надо нам такого руководителя! Нет, мы в самом деле очень рады, что ты вернулся…
– Ну, спасибо…
– Пожалуйста. А правда, что ты в дурке лежал?
Егор, шагавший в родную гримерку, на секунду сбился с шага, а потом делано рассмеялся:
– Разумеется. В одной палате с Наполеоном и Сталиным. По вечерам резались в домино.
– Как символично, – фыркнула Раечка и отстала на повороте.
Через десять минут она рассказала в курилке, что все рассказы о том, что Черский лежал в дурке, – чушь, а на самом деле у него было что-то серьезное…
К вечеру слухи о серьезном заболевании Егора появились во всех новостных лентах. Егор читал сценарий, одновременно отбиваясь от прессы, которой непременно хотелось знать, что с ним.
Ближе к окончанию рабочего дня он уже кипел от бешенства.
– Рая! – заорал он. – Сядь уже на телефон и отсекай всех, иначе я к съемкам не подготовлюсь. И чаю мне притащи!
Раиса вплыла в кабинет, держа в одной руке кружку, а в другой – завернутую в серо-желтую бумажку булочку.
– Я тебе покушать принесла, – льстиво сказала она. – С корицей, как ты любишь.
Егор оторвал взгляд от бумаг и с подозрением уставился на Раису.
Еды в редакции никогда не было, сколько бы ни приносили.
То, что месяцами лежало дома, в редакции пожиралось в один момент. Ближе к четырем часам оголодавший коллектив начинал шарить по шкафчикам. Банка кофе заканчивалась через два дня, сахара постоянно не хватало, под вечер начиналась традиционная перепалка из-за кружек, поскольку у каждого имелась своя, и ее приходилось искать на чужих столах и мыть. Сигареты, забытые на столике, исчезали как по волшебству, и допытаться, кто их спер, было нереально, хоть капканы ставь!..
Явившаяся с булочкой Раиса была явлением нестандартным.
Как правило, за подношением следовали какие-то неприятности, о чем Егор прекрасно знал.
– Чего это вдруг? – спросил он.
– Я что, не могу тебя угостить?
– Булочкой? Да еще под вечер? Опомнись, окстись, здравствуй, Рая! У тебя под вечер даже корок не остается: если ты не сама на нервной почве все сточишь, так сотоварищи набегут. А тут булочка… Да еще с корицей. У нас в буфете таких нет. В магазин носилась?
Раиса надулась, уселась за стол и подвинула к Егору кружку с чаем:
– Не хочешь, сама съем. Тоже мне, чудеса дедукции… Ну, носилась. Не имею права?
– Рай, – поморщился Егор, – я с тобой не первый день работаю. Раз ты аж через дорогу бегала за булкой, значит, умаслить меня хочешь. Чего случилось-то?
Раиса выдохнула, и ее монументальный бюст колыхнулся в такт:
– Тут такое дело… ты только не ори сразу, хорошо? У нас, по ходу, проблемы будут с завтрашней участницей.
– С кем?
– Ну, с этой певичкой Рокси.
– А в чем дело?
Раиса наконец положила булочку на стол и робко подвинула ее Егору:
– Может, сладенького сперва?
– Рая, иди в пень! – рассвирепел он. – Говори толком, в чем дело?
– Платеж отозвали, – пролепетала она. – Она же из спонсорских гостей. Говорят, хахаль ее бросил и в порыве гнева отозвал деньги за эфир. Мы отдавать не хотели, честное слово, это мне Ирка из бухгалтерии сказала, но он такую бучу поднял, что просто трындец! Ты же знаешь, у нее крутой папик был. Ну, и вот… Надо замену искать. А эфир уже послезавтра, времени нет ни фига. В бухгалтерии злющие, потому что нам из этих денег дали премию, а теперь концы с концами не сходятся.
– Как это? Платеж когда прошел?
– Давно.
– А почему деньги-то вернули? Все ведь было оговорено заранее, я помню. Мы же график еще перед Новым годом утверждали.
Она не ответила, лишь руками развела.
Егор насупился, взял булочку и откусил.
Рая с одобрением смотрела, как он жует, и кивала головой, как довольная мамаша.
– А в резерве у нас кто? – невнятно спросил он.
Раиса вскочила, мигом откопала нужную папку и вынула из нее листок с фамилиями:
– Вот. Я уже всех обзвонила, но, представляешь, никого нет в Москве. Все как сговорились. К тому же Рокси была в паре с поваром, так что мы не можем еще одного повара поставить. Получится поварская дуэль, а это, сам понимаешь, шняга полная. Никто и смотреть не будет! А в нас майонез вложился, кухонные комбайны, холодильники и ножи… Если сорвем эфир, с нас башки полетят.
Егор доел булочку, запивая ее чаем, и, нахмурившись, вытер пальцы о скомканное полотенце.
Проблема была не то чтобы нерешаемой, но вполне серьезной.
Деньги от ухажера Рокси за эфир были – тьфу, семечки, по сравнению с капитальными вложениями от генеральных спонсоров программы. Если те останутся недовольными передачей – конец! Бюджет сократится, придется искать новых желающих, а это, вопреки расхожему мнению, отнюдь не так просто, как кажется.
Рейтинги решают все!
Пришел на программу веселый и обаятельный Черский – и рейтинги поползли вверх, спонсоры зашевелились и полезли с охапками денег. А все потому, что Черского любят артисты, у Черского папа – магнат, а еще у Черского голова на плечах и умение поладить с кем угодно…
Оплатившие рекламу в программе производители бытовой техники, майонеза и столовых приборов форсмажоров не простят, это к гадалке не ходи. Специально назначенные люди ревностно отсматривают каждый эфир. И если название майонеза прозвучит не восемь раз, обговоренных в контракте, а семь или, что уж совсем катастрофа – шесть!.. Скандалов не оберешься, неустойки превысят все допустимые пределы. Придется долго и униженно извиняться перед спонсорами, причем кланяться придется не кому-то, а именно Егору, поскольку его деятельность давно вышла за рамки простого ведения шоу. А кланяться никому ой как не хотелось…
Егор поставил кружку на стол и угрюмо посмотрел на Раю:
– А главный чего? Против Рокси? Пусть бы она бесплатно отснялась, раз такой форсмажор. Все-таки не последняя певица вроде бы.
– Гош, я честно не в курсе, – ответила Раечка. – Но ходит такой слушок, что хотят ее вообще отовсюду убрать.
– А за что?
– Фиг его знает, но говорят, загуляла она от своего папика. А тот осерчал и денежки – тю-тю.
– Так а мы-то при чем?
– Ни при чем. Просто Ирка сказала, что ей Ленка сказала, что главный дружит с папиком Рокси…
– «Ирка сказала, Ленка сказала», – передразнил Егор зло. – Развели тут испорченный телефон, сплетни, бардак!
– А я при чем? Чего ты на меня орешь?