– А то!
Чрезвычайно довольная собой, Алина откинулась назад и отпила из своего бокала. Егор, облокотившись о барную стойку, пояснил, почему никогда не ест на мероприятиях, которые ведет.
– Может быть, тогда ты скажешь, почему на эту тусню позвали меня? С Карауловым я незнаком, разве что он с отцом какие-нибудь дела ведет. Опять же, почему позвали меня одного, без Гайчук, хотя мы с ней неразлучны, как Лелек и Болек…
Алина пожала плечами:
– Это было личное распоряжение Юрия Александровича.
Егор покачал головой и залпом выпил свой кофе.Мотивы, по которым его пригласили на вечеринку, стали ему понятны, едва он начал вести мероприятие.
У четы Карауловых была взрослая дочь.
Нюточку Караулову на этом празднике жизни не заметить было попросту невозможно. Пышнотелая, облаченная в идиотское розовое платье до пят, краснощекая девица весь вечер не сводила с Егора восторженных глаз, а когда он подошел поприветствовать Карауловых, призналась, что всегда с удовольствием смотрит его передачи. При этих словах Егор вежливо улыбнулся, а Юрий и Ирина Карауловы многозначительно переглянулись.
Вот оно как!
Папенька подсуетился…
Все отцовы хитрости, шитые белыми нитками, он видел сразу. Но вот уже пару недель как они перестали его забавлять.
Боталов как бы невзначай знакомил сына с девушками из приличных, по его мнению, семей, но делал это так неуклюже, что хотелось ему нагрубить… как минимум.
Но до сего момента в рабочие вопросы отец не лез. Отправившись на день рождения к Караулову, Егор не ожидал никакого подвоха.
А тут засада. Капкан с пряником-приманкой в розовой глазури.
Не дождетесь!
Егор, назло Нюточке и ее родителям, уже приготовился спросить у Алины, что она делает после праздника, как вдруг увидел, что ему настойчиво машут из зала.
По слухам, на праздник к Карауловым ждали певицу номер один, недавно сошедшую со сцены и клятвенно обещавшую больше никогда не петь. Певица запаздывала, и только ее визит мог завершить обязательную часть выступления Егора. Потом он мог сбежать с чистой совестью, оставив компанию развлекаться самостоятельно.
– Я позвоню, – сказал он, подцепил ногтем одну из ее визиток, так и оставшихся лежать на барной стойке, и сунул в карман.
– Позвони, – милостиво согласилась она и улыбнулась.
Егор пятился спиной, улыбался, не сводя с нее глаз, и только налетев на официанта, спохватился и скрылся в зале.
– И вот, несмотря ни на что, она приехала поздравить Юрия Александровича с днем рождения, – донесся его звонкий голос. – Эту женщину не остановит ни дождь, ни снег, ни Варфоломеевская ночь, ни даже утро стрелецкой казни. Приветствуйте…
Голос потонул в овации.
Алина подумала, что так на дне рождения не приветствовали даже именинника.
Когда официальная часть вечера подошла к концу и Егор получил тугой конверт, он вернулся в бар, надеясь застать там Алину.
Однако ее там не было.
Не найдя ее в зале, Егор вышел из ресторана и поехал домой.
Вечерняя Москва роилась тысячами огней и гудела осиным гнездом, не желая угомониться.
Завязнув в пробке, Егор скинул пиджак, включил радио и расслабился.
В голове шумело.
Подумав об Алине, Егор вытащил телефон и потянул обратно пиджак, в кармане которого осталась визитка. Зацепившийся пиджак не поддавался. Егор дернул, и с заднего сиденья свалился какой-то пакет. Содержимое шлепнулось на пол с пластмассовым стуком.
Егор сунулся между сиденьями, чтобы проверить, в чем дело.
На полу лежали вывалившиеся из пакета пластиковые банки с едой.
Он вспомнил, что на выходе, у самой машины его нагнал охранник, сунул пакет и что-то еще говорил, но уставший Егор, надеясь увидеть на стоянке, среди разезжавшихся автомобилей, Алину, не слушал.
Оказалось, что ему сунули с собой еды.
Знали, что есть в ресторане не будет, и позаботились.
Как мило…
Егор мельком глянул в окно на застывшие машины, которые даже не думали сдвигаться с места, вытащил из кармана плотный бумажный прямоугольник и обалдело уставился на строгие черные буквы.
– Караулова Алина Николаевна, – прочитал он.
Красавице Алине Карауловой Егор позвонил на следующий день и предложил поужинать.
Вообще, ему хотелось связаться с ней еще по пути домой, прямо из машины, и устроить скандал.
Потом в голову пришла мысль, что ругаться надо с родным папашей, а отнюдь не с девушкой. Затем Егор припомнил, что юбиляра звали Юрием, а на визитке было отчетливо выведено «Алина Николаевна».
Почему?
Подумав, что утро вечера мудренее, а месть, как известно, блюдо, которое едят холодным, он подавил в себе желание позвонить Алине и отцу, доехал до дома, сунул продукты в холодильник и завалился спать.
С Алиной он связался на следующий день из рабочего кабинета в музыкальной редакции.
Дела там шли не блестяще, и руководство канала подумывало закрыть программу Егора. Учитывая его занятость в кулинарном шоу и скором выходе ток-шоу, он был только рад избавлению от этой докуки.
Однако сердце щемило…
Как ни крути – это был его первый серьезный проект, в который он вкладывал душу, пот и кровь. С музыкальной редакцией его связывали воспоминания, приятные и не слишком.
В кабинетике, переделанном из кладовки, каждый предмет напоминал о былом.
Егор огляделся по сторонам.
Вот пресс-папье. Тяжелое, массивное, совершенно бесполезное, преподнесено в подарок Теодором Алмазовым. Скульптурка Самсона, разрывающего пасть льву, которую Егор купил в Витебске, в сувенирной лавке, когда ездил туда на музыкальный фестиваль. В углу к стене прислонен громадный карандаш, служивший фрагментом декорации в одном из клипов. Его приволок кто-то из редакторов, умыкнув прямо со съемочной площадки в качестве подарка шефу, то есть ему, Егору…
Подумав о редакторах, Егор вздохнул.
Ладно, он сам уйдет, а с людьми что делать?
Часть останется в новом проекте канала, но кто – пока непонятно. Народ, извещенный об уходе Черского, уже ходил с вытянутыми лицами, осторожно перешептывался в курилке, гадая, кого Егор заберет с собой, кого бросит на произвол судьбы…
Зарабатывали тут неплохо, да и начальник из Черского был замечательный.
От всего этого у Егора немедленно снова разболелась голова.
Подумав, на ком бы выместить свое раздражение, он позвонил Алине и пригласил ее на ужин.
– Хорошо, давай, – немедленно согласилась она, от чего ему стало только хуже. – Куда пойдем?