– Это вы во всем виноваты! – напустилась она на Виктора. – Это из-за вас они встретились!
– Добро пожаловать, мадам Баллю! Простите, кто «они»?
– Старьевщица, приманившая моего кузена старинными военными медалями! И не говорите мне, что вы не знаете Александрину Пийот, эту базарную бабу с рыжими патлами!
Мсье Мандоль ехидно ухмыльнулся. Виктор отошел к камину и сделал вид, будто смахивает пылинку с бюста Мольера.
– Это уже слишком! – гремела Мишлин Баллю. – Альфонс рассказал мне, как однажды, когда он бродил по аукционному залу, вы познакомили его с этой Пийот! Она просекла, что за военные побрякушки он отдаст все что угодно, и впарила ему медали, заявив, что они якобы принадлежали зятю президента Жюля Греви [181] , который продал их из-под полы, чтобы выплатить долги!
– Этот скандальный случай давно в прошлом, – заметил мсье Мандоль.
– А ваш кузен давно уже вышел из детского возраста и волен тратить деньги по своему усмотрению, – возразил Виктор.
– Держу пари, эти медали фальшивые! А ваша Пийот хочет заполучить моего Альфонса!
– Я не имею никакого отношения к похождениям мсье Баллю. С чего вы взяли, что между ним и старьевщицей что-то есть?
– С чего я взяла?! Да с того, что, во-первых, Александрина Пийот позавчера выманила Альфонса из дома, и он не вернулся ночевать в свой пансион. И потом… интуиция меня никогда еще не подводила!
Виктор раздраженно закатил глаза, думая о том, как избавиться от крикливой консьержки, и не заметил, что спасение было рядом: мимо него в заднюю комнату тихонько пробрался Кэндзи. В шкафу, где он хранил экзотические вещицы, привезенные в качестве сувениров, между татуировочной иглой и флягой из тыквы с геометрическим рисунком лежал продолговатый предмет, упакованный в папиросную бумагу. Кэндзи развернул его и увидел бледно-голубой шейный платок, к которому булавкой была приколота записка: «Пусть он согреет тебя, любимый». Подписи не было, но он узнал почерк Джины и, взволнованный, уткнулся лицом в платок, вдыхая аромат знакомых духов любимой женщины.
– О, я не намерена соперничать с Генриеттой Кудон, якобы заручившейся поддержкой архангела Гавриила и предсказавшей торнадо! Но когда речь идет о мужчинах, в чутье мне не откажешь! Когда мой покойный супруг Онезим собрался завести интрижку со служаночкой с третьего этажа, я два дня не выпускала его из дома! – похвастала мадам Баллю.
– Скажите, чего вы хотите от меня? – устало взмолился Виктор. – Чтобы я взял вашего кузена под стражу?
– Зачем? А вот если бы вы сходили на улицу Друо и что-нибудь о нем разузнали… Вы ведь наверняка покупаете книги у этой старьевщицы…
– Мсье Легри, вы так и не ответили на мой вопрос о монографиях, – вмешался мсье Мандоль. – Я полагаю, труды Шевреля должны пользоваться популярностью. А раз так, вы обязаны иметь их в вашей лавке!
– Что ж, раз теперь у меня есть две причины, чтобы отправиться к мадам Пийот, я загляну в аукционный зал прямо сегодня, – пообещал Виктор.
Когда посетители наконец удалились, Кэндзи, в новом шейном платке, отважился покинуть свое убежище.
– Почему бы вам не отправиться туда уже сейчас? Мели тем временем приготовит нам телячьи мозги под соусом. Если не ошибаюсь, вы без ума от этого блюда.
– Но у нас есть другие дела…
– Жизнь слишком коротка, но не стоит становиться рабом времени, – заявил Кэндзи, указывая Виктору на дверь.
У торгового павильона сновали обивщики мебели, одна за другой подъезжали подводы с товарами, которые сразу несли к оценщику.
Виктор терпеть не мог суету и тесноту Кур-де-Массакра. Он вошел в зал, который остряки окрестили Свалкой, надеясь найти Александрину Пийот, или, как ее здесь звали, Тетушку, в этом чистилище, предназначенном для распродаж вещей умерших или разорившихся парижан. Траченные молью ковры, портняжьи манекены, зеркала и посуда из поддельного мельхиора… Около двадцати торговцев, вытянув шеи, ходили вдоль узкой комнаты, рассматривая предложенный товар, но среди них не было ни одной женщины.
Виктор решил подняться на второй этаж и заглянул в зал 13, где продавали часы, фаянс, гравюры, драгоценности и хрусталь. Тут было много экспертов и библиофилов, господ почтенного возраста в рединготах и цилиндрах, в очках и с орденскими ленточками. Виктор узнал среди них некоторых клиентов книжной лавки «Эльзевир», членов научных обществ и академиков. Они уже направлялись к выходу из зала, а значит, торги только что закончились.
«Что ж, если Тетушка не здесь, я догадываюсь, где она может быть», – подумал Виктор, которого забавляла мысль о том, что Альфонс ухлестывает за женщиной, которая старше его на пятнадцать лет.
Он поднялся вверх по улице Шоша к знакомому бистро. Пятеро перекупщиков, среди которых была женщина с огненными волосами, пили пиво. До официального начала торгов они договаривались купить несколько лотов, а во время аукциона постоянно поднимали ставки, чтобы товар не ушел к другим покупателям. Участники отказывались от лота из-за слишком высокой стоимости, и он доставался одному из заговорщиков, а тот уступал соучастником кое-что из своей добычи. Вот и сейчас какой-то тощий суетливый субъект пытался оторвать от пола два бронзовых светильника.
– Фальшивая бронза, двенадцать франков. Кто даст больше? Я, Жозефин Гро, предлагаю четырнадцать. Мсье Алибер – шестнадцать, мадам Пийот – семнадцать, я даю восемнадцать с половиной, раз, два… – Он стукнул по столу вилкой. – Продано Жозефину Гро.
– Мсье Легри! Идите же к нам! – воскликнула Александрина Пийот, завидев Виктора. – Я расскажу вам последние сплетни. Мсье книготорговец, – объяснила она собравшимся. – Угадайте, что нашел кюре в томике Корнеля, который только что купил за кусок хлеба? Облигацию, которая позволила одному из его молодых прихожан избавиться от долгов отца.
– Этот священник наверняка попадет в рай, – заметил Виктор.
– А я как-то раз обнаружил стофранковую купюру в учебнике светских манер, – прошептал старик с моноклем.
– Александрина, у вас случайно нет текстов Шевреля? – спросил Виктор.
– Того, который дожил до ста лет? Возможно. Надо вернуться в свою нору и поискать. У меня там столько книг…
Тетушка была дородной женщиной лет пятидесяти с такими густыми пышными волосами, что когда она затягивала их в пучок, казалось, будто у нее к голове пришпилен небольшой мячик. Зимой и летом она носила черную вязаную шаль. Обладая коммерческой жилкой, она умела выгодно сбыть любой товар, но при этом не жадничала и жила очень скромно, в небольшой квартирке неподалеку от Кур де Роан [182] . Нора, о которой упомянула мадам Пийот, представляла собой старый сарай, который она приспособила под склад и вот уже лет тридцать держала там книги и безделушки, придерживаясь принципа, что на всяк товар рано или поздно найдется покупатель. Она ни на чем конкретном не специализировалась и продавала все подряд: подсвечники, украшенные эмалью, монеты, медали, – одним словом все, что могло привлечь хоть какого-нибудь простофилю.