– Спасибо, – произнес он вежливо. – Завтра у нас еще два интервью. Попрошу не опаздывать.
Он был уверен, что ни Аррьета, ни Клермон больше на интервью не появятся. Так и получилось. Клермон отказался по причине недомогания. «Пойдет в гей-клуб», – понял Флеминг. Аррьета, зевнув, заявила, что вполне доверяет мнению Флеминга, а потому пусть сам выполняет свои обязанности. Она всегда рада помочь по-дружески, но у нее свои задачи, а потому – извините! Каждому свое. И вообще, сколько можно?
В этом была вся Аррьета – мастерица интриги, умеющая все, что угодно, поставить с ног на голову.
* * *
– Ну, и зачем тебе это надо? – спросил Флеминга прямодушный Гайко, когда Аррьета и Клермон удалились. – Зачем тебе весь этот цирк с интервью?
– Для порядка, – ответил Флеминг. – Хороша, правда?
– Хорошая девушка, – согласился Гайко. – Краснеет. Давно не видел девушки, которая краснеет. Разве только у нас в деревне. Но одета плохо – слишком открыто и спереди и сзади. И все-таки… при чем здесь порядок?
– Ну, хотя бы для Хунты и Маркиза, чтобы сплетен потом не было. А так все чин чинарем, пять претенденток, всех заслушали, выбрали одну.
– Иногда я думаю, Сталинград, ты и Хунте дашь фору, – сказал Гайко неодобрительно. – Крутишь, петляешь, как заяц…
– Еще как дам, – ответил Флеминг. – Никакого сравнения. Юридическое образование – это тебе, друг Гайко, не фунт изюму. А с другой стороны, что такое наша Хунта? Пожилая необразованная испанская танцовщица с остатками былой красоты, вздорная, не очень умная, с плохим характером. Просто удивительно, что девушка ей понравилась. Ты не находишь, Гайко?
Гайко пожал плечами и не ответил – он был, как мы уже знаем, немногословен. А кроме того, его мало интересовало мнение Хунты.
– Зачем она тебе? – спросил он.
– Для красоты. Девушки, Гайко, существуют для красоты. И для смысла жизни. Вот ответь мне, Гайко, в чем смысл твоей жизни?
– Заработать и вернуться домой, – ответил Гайко. – Прикупить земли под виноградники и делать вино.
– А потом?
– Жениться на хорошей девушке, родить детей… А твоей?
– В чем смысл моей жизни? – Флеминг задумался. – Не знаю, Гайко. Пока не знаю.
– Живешь, как с горы катишься, – заметил Гайко осуждающе. – Человек должен знать, чего хочет.
– Ты прав, Гайко. Я подумаю, – пообещал Флеминг.
…Спустя тридцать минут я сидела с Татьяной в уютном полуподвальчике – театральном кафе, где в это время дня было пусто. Она никак не могла уйти с работы, и я, как гора, явилась к Магомету. Татьяна сгорала от любопытства. Ее интересовали малейшие детали, начиная с убранства номера четыреста шестнадцать.
– Честное слово, – в десятый раз повторила я, – не заметила! Была не в себе от ужаса. Кажется, бордовые портьеры… не помню. И ковер на всю комнату. Аррьета сидела в кресле…
– Кто такая Аррьета? – тут же спросила Татьяна.
– По-моему, главная у них. Вроде менеджера. Одета – с ума сойти! Зеленый костюм и такие же туфли на высоченном каблуке. Лет пятидесяти, вся увешана побрякушками. Звенит, звякает и сверкает.
– Бижутерией? – Танечка подалась вперед. – Или золотом?
– Скорее, серебром. Или платиной. Во всяком случае, металл белый. Клермон, кажется, кришнаит. В белых ситцевых штанах и тунике с разрезами. С жидким хвостиком. В турецких шлепанцах. И кулон на груди – булыжник с Марса размером с полкирпича.
– Он что, француз? Откуда ты знаешь, что с Марса? – допрашивала Татьяна с горящими глазами.
– Самый настоящий француз. Пресс-секретарь и фотограф. Альбинос с хвостом, а сам лысый. Явно с другой планеты. Если не с Марса, так с Луны точно. Если не из космоса, то и вешать незачем.
– Как ты можешь шутить, тут судьба решается, – с досадой сказала Танечка. – Молодой?
– Не очень. Похож на неврастеника с твоей кассеты с женихами. Того, который дергал головой. Выражение морды лица кислое, обвисшие брыли… И кирпич на шее. В общем, вид богемный, в отличие от застегнутого до ушей Флеминга.
– Натка, прекрати! Это он тебя пригласил?
– Нет! Пригласил меня как раз застегнутый до ушей Флеминг.
– А это кто?
– Флеминг… – я задумалась.
– Ну? – поторопила меня Татьяна.
– Флеминг – адвокат и секретарь господина Романо. Отличный мужик. Спокойный, дружелюбный. С чувством юмора. Англичанин, одним словом.
– Откуда ты знаешь? Может, американец?
– Нет. Говорит с английским акцентом.
– Тоже старый?
– Флеминг? Нет! Молодой. В самом расцвете.
– Положил на тебя глаз?
– Точно, – соврала я. – И свидание назначил.
– Правда? – обрадовалась Татьяна, даже рот раскрыла. – Когда?
– Через два дня. Сказал, как только они придут к консенсусу, он сразу позвонит и сообщит.
– Я думала, правда, – Татьяна разочарована. – А о чем спрашивали?
– Флеминг спросил, почему человек верит, что в небе сколько-то там миллионов звезд, и не верит, что… свежеокрашено, – сказала я неуверенно.
– Серьезно? – удивилась Татьяна. – Как это? При чем здесь звезды?
Я пожала плечами.
– Это такой английский юмор? – догадалась Татьяна. – Или эти… деловые игры? Мы ставили одну американскую пьесу – там все задавали друг другу идиотские вопросы… А что еще?
– Насчет семейного положения и командировок.
– Замужества? – встрепенулась Татьяна. – Зачем им?
Я снова пожала плечами:
– Для справки, наверное. Там был еще один персонаж, четвертый…
– Кто?
– Зовут Гайко. Не то болгарин, не то серб. Флеминг сказал, что никогда не мог произнести правильно его фамилию, так как в ней одни согласные. Просто красавчик, под два метра ростом. Шофер и телохранитель Его Превосходительства.
– Класс! – восхитилась Татьяна. – Все-таки права была цыганка из парка. А ты не верила. А что они тут у нас делают?
А действительно – что они тут у нас делают?
– Не знаю, – ответила я, поколебавшись. – Путешествуют, кажется. Много слышали о нашей стране и приехали посмотреть… Демократия, свобода печати и передвижений и все такое… Ты знаешь, мне и в голову не пришло спросить, так волновалась.
– А как ты сама чувствуешь – прошла или нет?
Я пожала плечами – рано говорить! Но, если честно… у меня было чувство, что прошла. Не знаю, почему. Я даже испытывала чувство легкой эйфории. Все складывается так замечательно! Может быть, потому, что мне, униженной и брошенной, это место нужно было, как воздух, чтобы хоть чуточку отыграться. По дороге к Танечке я представляла себе, как приду в Союз – сначала напишу заявление об уходе, а потом забегу к бывшим коллегам. Попрощаться. Скажу, гуд бай, девочки, не поминайте лихом! Нашла работу по специальности… нет-нет, не бухгалтерское дело, а совсем наоборот. Буду переводчицей у Его Превосходительства господина Джузеппе Романо, пятого князя Ломбардийского, четвертого принца Умбрийского, а также Великого магистра тайного Ордена Розенкрейцеров и… и… Ладно, им и этого хватит – вон, челюсти поотвесили! Так что, оставайтесь, скажу, с миром, и большой привет Нашему Жоре! Каждому свое. Мне – господин Романо, а Жоре – блондинка в «Ягуаре». Домой, скорее всего, не вернусь. Тем более, в Союз. Отсюда мы прямиком в Париж, а потом в Нью-Йорк и Токио! Чао, бамбины, одним словом.