– Но зачем? – вскричал господин Романо. – Зачем Хабермайеру перебегать мне дорогу? Зачем ему грабить музеи, моих друзей и незнакомых арабских шейхов? Зачем ему карта Персидского залива?
Флеминг задумался. Наконец признал:
– Не знаю, Джузеппе. Возможно, есть некая цель, неизвестная нам. Что мы вообще знаем о магах? Об их логике? Образе мышления?
– Тут вопрос даже не логики, а целесообразности, – заметил господин Романо. – А что, если… Послушай, Грэдди, а давай пригласим его сюда и заставим выложить карты на стол!
– Как можно заставить Хабермайера выложить карты на стол? – усомнился Флеминг. – Он сам может заставить кого угодно… сделать что угодно.
– Не знаю. Посмотрим. Проведем переговоры, заключим соглашение о совместном… пользовании. В конце концов, кто раскопал всю эту историю? Попытаемся воззвать к его совести, наконец!
– А вы бы на его месте… – начал было Флеминг и выразительно замолчал.
– Не знаю, – искренне ответил господин Романо. – Вряд ли. Но ведь ничего другого нам не остается? Тот тип… вчера, в лесу – здоровенный, как Кинг-Конг, а Хабермайер тоже не маленький. Кроме того, говорил он по-французски с акцентом – значит, не француз. Команды отдавал резко… а у немцев милитаризм в крови.
– Все это косвенные улики, – заметил Флеминг.
– Ты против?
– Не против, – ответил Флеминг. – Отчего не попробовать… перед тем, как вы, Джузеппе, удалитесь сочинять мемуары, – прибавил он, протягивая руку к телефону.
Господин Романо только хмыкнул.
Хабермайер появился с последним, одиннадцатым ударом часов на городской площади. Он учтиво поклонился и спросил:
– Надеюсь, я не заставил вас ждать?
«Твердый орешек, – подумал Флеминг, рассматривая рослого немца. – Такого не расколешь… с кондачка».
Ханс-Ульрих, по своему обыкновению, был в черном. Вместо белого фрака для приемов, в котором господин Романо и Флеминг видели его в последний раз, на нем были черные джинсы, черный тонкий кашемировый свитер и черная кожаная куртка. Только тяжелый шелковый шарф, небрежно обернутый несколько раз вокруг шеи, был серым.
Флеминг при виде Хабермайера испытал двойственное чувство – маг нравился ему и в то же время не нравился. Сомнительная профессия, несколько театральная внешность, подчеркнутая вежливость и выправка, почти военная.
«Наверное, бегает по утрам, – думал Флеминг. – И пьет томатный сок… без водки. Но лицо открытое, честное, доброжелательное… если это только не культивированный имидж на потребу публики. И женщины летят, как мухи на мед… наверное».
Господин Романо предложил гостю сесть, и Хабермайер уселся в кресло – то самое, в котором вчера сидел подсудимый Клермон. Выжидательно посмотрел на господина Романо. Перевел взгляд на Флеминга.
– Уважаемый Ханс-Ульрих, – начал господин Романо, – я предлагаю отбросить дипломатию и поговорить начистоту.
Хабермайер кивнул в знак согласия.
– Я думаю, – продолжал господин Романо, – что у нас есть ряд вопросов, которые мы хотели бы задать друг другу. Мы готовы ответить на любой ваш вопрос, Ханс-Ульрих. И рассчитываем на готовность к сотрудничеству также с вашей стороны. – Он значительно помолчал. – Мой первый вопрос, – произнес господин Романо через долгую минуту, во время которой он сверлил Хабермайера подозрительным взглядом. – Как вы оказались в этом городе? Насколько мне известно, вы все больше по столицам… гастролируете. Что заставило вас приехать именно сюда?
Хабермайер с улыбкой смотрел на господина Романо и не спешил отвечать.
– Это длинная история, – сказал он наконец. – Вам, наверное, известно, Джузеппе, что около двух лет назад скончался мой старый учитель Бальбуро, замечательный человек и первоклассный специалист… в нашей области. Он был не только моим учителем. Он был моим крестным отцом, если можно так выразиться. Вы были с ним знакомы, Джузеппе, не правда ли? От вас он узнал о… некой вещи, принадлежащей вашим предкам и находящейся в этой стране. Названия города он, правда, не знал.
– Вы следили за нами? – спросил Флеминг.
– Да, – ответил Хабермайер немного сконфуженно. – И последовал за вами… сюда. Бальбуро взял с меня слово, что я попытаюсь разыскать эту вещь. Я, должен заметить, сначала отнесся к его рассказу довольно скептически. Но чем больше я думал, чем больше копался в источниках, тем больше приходил к выводу… Нет, не так! Тем больше я привыкал к мысли, что вещь эта – Бальбуро называл ее «артефактом» – существует в природе. – Он помолчал и добавил уже другим тоном – деловитым и собранным: – Я бы тоже хотел спросить у вас, Джузеппе…
– Постойте, Хабермайер, – перебил немца господин Романо. – Вы последовали за нами сюда… зачем? Что вы собирались делать дальше? Ходить за нами по пятам? Подглядывать за нами днем и ночью? Вырвать добычу из наших рук?
– Если честно, – сказал Хабермайер, – я и сам не знаю, что собирался делать. Четкого плана у меня не было. Я думал поискать тайник в старом доме, если он еще сохранился. Или… где обычно прячут ценные вещи? В фамильном склепе. Посмотреть в музеях. Ведь вещь эта ничем не примечательна. Может, думал я, она валяется среди всякого хлама в запасниках городского музея, и никто даже не догадывается, что это такое. Вы спросили, Джузеппе, не собирался ли я вырвать добычу у вас из рук… – Он усмехнулся и пожал плечами. – Хороший вопрос!
«Это он! – вдруг подумал Флеминг. – Больше некому!»
– Если вы позволите, я тоже хотел бы спросить, – повторил Хабермайер. – Эта семья, Якушкины, действительно ваши родственники?
Господин Романо взглянул на ухмыляющегося Флеминга.
– Нет. Если честно, не родственники. – Признание далось ему с трудом. – Я объявил себя их родственником для того, чтобы… как бы вам это сказать… чтобы избежать лишних вопросов. Я не хотел объяснять, что купил архив одного известного дипломата на аукционе, что нашел среди бумаг дневник его жены Софи Якушкиной. Бумаги этого человека меня очень интересовали, я собирался привести их в порядок, возможно, издать в силу цеховой солидарности, но взял в руки дневник этой удивительной женщины, Софи, урожденной Якушкиной, последней из старого рода… и все забыл. Она уехала отсюда совсем молоденькой девушкой в семнадцатом году, мечтала вернуться, посмотреть на старый дом, который прекрасно помнила, но не получилось. Софи объездила с мужем весь мир, долго жила в Латинской Америке, Индии, даже Африке. Последние тридцать лет после смерти мужа она оставалась в Риме и умерла недавно в возрасте ста трех лет. Согласно завещанию, имущество было выставлено на аукцион, вырученные деньги переданы в некую благотворительную организацию. Я не претендую на наследство, Ханс-Ульрих, да и какое наследство! Исключительно чтобы не объяснять все это…
– …и не возбуждать досужее любопытство, – вставил Хабермайер. – Понимаю. Вы назвались последним из рода Якушкиных, иначе было бы трудно объяснить, зачем вы явились сюда, не так ли? – Он, улыбаясь, смотрел на господина Романо. Тот слегка порозовел под насмешливым взглядом немца.