– Вы так мало танцевали вчера на балу, Алексей Николаевич. Один лишь танец.
– В мои-то годы, помилуйте! Прыгать в мазурке! Если бы я был также молод и хорош собой, как тот господин, который не отходил от вас весь вечер, я бы, конечно, не пропустил ни одного танца.
– Вы о Соболинском? Я знаю, вы с ним знакомы.
– Как и всякий, кто бывает в салонах у модных дам. И хотя я бываю там редко, разумеется, я о нем наслышан.
– Однако вы вчера не сказали друг другу ни слова.
– Я, милостивая государыня, человек занятой, человек государственный. В то время как Соболинский повеса. Нам с ним не о чем разговаривать. Я еще не слышал от него ни одного умного слова. Да и никто не слышал. Однако это не мешает ему иметь оглушительный успех у женщин. Даже у вас.
– Я… Я, право, не знаю, что вам ответить, – засмущалась она. Все-таки Шурочка перед ним еще робела, когда он говорил так, как сейчас, рассерженно.
– Не надо ничего отвечать, я вчера и сам все видел. Я вас не виню. Вы еще ребенок. Я знавал дам, развращенных совершенно и разбивших немало сердец, которые сами теряли голову из-за Соболинского. Этот человек опасен, ибо в нем нет никаких чувств: ни высоких, ни низких. Иные просто подлецы, а этот играет чужими жизнями в полном равнодушии к ним. И к себе тоже. Он даже не задумывается об этом. Если вы скажете ему, что он – мерзавец, то получите в ответ усмешку и безразличное: «Ну, и что с того?» Он даже не вызовет вас на дуэль. Ему безразлично, что о нем думают. Если же вы вызовите его на дуэль, то получите пулю в сердце, потому что он никогда не теряет хладнокровия. У него стальные нервы и стальная рука. Я знаю, что он ежедневно упражняется в стрельбе, а его кажущаяся слабость лишь маска. Если вы попытаетесь его опорочить, сказав, впрочем, чистую правду, то общество единодушно станет на его защиту. Он игрок? Нечист на руку? Так это совершеннейшие пустяки! Он соблазняет невинных девиц? Какая малость! Ведь он так красив! Девицы сами должны быть осторожны. Но как тут осторожничать, если любая замужняя дама будет гордиться такой связью, а остальные замужние дамы ей завидовать? У него одна лишь слабость – карты. И здесь ему фатально не везет. Видимо, потому, что в любви нет человека удачливей, чем он. Вот вам портрет вашего героя, если хотите.
– Вы его совсем не знаете!
– А вы, я так понимаю, уже знаете его достаточно близко? – Граф взял Шурочкину руку и поцеловал ее, при этом слегка отодвинув рукав, прикрывающий кисть и запястье. Она потупилась, увидев синяки, а граф нахмурился.
– Я упала с лошади, – поспешно сказала она.
– Я вижу, с какой лошади вы упали. С выбором коня надо быть осторожнее, Александра Васильевна. Резвый жеребец может и понести. Ах, эти ошибки молодости! – горько сказал граф. – Кто может их избежать? Я давно хотел рассказать вам одну историю, Александра Васильевна. Сейчас, когда вы можете быть вовлечены в очень опасную игру, вам надобно знать цену этих ошибок. Вы располагаете временем?
– До обеда еще далеко. Да, у меня есть время, – тряхнула она кудрями.
– Хотите снова взглянуть на камень?
Шурочка замерла. Увидеть «сто солнц»? Она поспешно кивнула.
– Тогда пройдемте в мой кабинет.
– Колье, Алексей Николаевич. Вы забыли. Надо отнести его обратно в шкатулку.
– Возьмите его. Положите в шкатулку сами.
– Ах нет! Я до него больше не дотронусь! – с жаром сказала она.
– Что так? – усмехнулся граф.
Она молчала. Колье забрал граф, и они прошли в другое крыло огромного особняка, в его кабинет. Она удивилась: шкаф был теперь отодвинут, а сейф не заперт.
– Я не всегда запираю его, Александра Васильевна, – пояснил граф, поймав ее удивленный взгляд, – ибо здесь нет воров. Мне некого бояться здесь, в этом имении, в этом доме.
И он достал из сейфа футляр с алмазом.
– А вдруг кто-нибудь узнает, что камень тут? Что сейф не всегда заперт?
– От кого узнает? – в упор посмотрел на нее граф. – Здесь не бывает других гостей, кроме вас, Александра Васильевна.
– Почему же вы мне так доверяете?
– Потому что вы – воспитанная барышня и девушка честная. Вы ведь вернули мне бриллиантовое колье, которое я одолжил вам на один вечер. А могли бы не возвращать. И я бы тогда сказал, что это подарок.
«Серж был прав! Граф хотел, чтобы я оставила колье себе!»
– Вы, должно быть, задаетесь вопросом: «Как этот камень оказался у графа?» Полюбуйтесь-ка им, Александра Васильевна!
Граф протянул ей футляр, она тотчас его открыла и жадно взглянула на огромную сверкающую каплю. Сердце ее затрепетало.
– Вы, должно быть, купили его? – спросила Шурочка тихо.
– Купить «сто солнц»? Невозможно! Никто не может с точностью определить его стоимость. Такие алмазы попадают в сокровищницу какого-нибудь царствующего дома и потом украшают корону, скипетр или державу. Это алмаз не для продажи. Его можно продать только по частям, и не как «сто солнц в капле света». Простые смертные могут завладеть им лишь тем же путем, что и я – случайным. Я уже рассказывал вам о владевших им правителях Индии и Афганистана, которые все были умерщвлены либо изгнаны и сгинули на чужбине. Один из заговоров против трона был задуман с участием французских солдат. Когда шаха убили, и глава заговорщиков, некий визирь, взошел на престол, он, в знак благодарности, отдал «сто солнц» французскому офицеру, сыгравшему в перевороте решающую роль. А может, хитрый визирь хотел удалить от себя само зло, дабы избежать участи своих предшественников? Но именно так кровавый камень попал с Востока в Европу. Там его след ненадолго теряется. Известно только, что офицер этот женился на аристократке, и камень поселился во Франции. Но сейчас же началось кровавое время Французской революции и террора. Члены Конвента последовательно сменяли друг друга, посылая предшественников на гильотину. Вчерашние кумиры ложились под нож, в стране царил хаос, пока к власти не пришел Наполеон. Скорее всего, вследствие всей этой неразберихи алмаз переходил из рук в руки, пока один из рьяных приверженцев императора не заполучил его себе. Он стал возить камень с собой, как талисман, веря, что тот будет охранять его от смерти. Но алмаз, словно вобрав в себя пороки своих прежних владельцев, сам же это насилие и порождал.
Шурочка, не отрываясь, смотрела на камень. Разве может быть зло так прекрасно? Граф между тем продолжал свой рассказ:
– Я был тогда молод, и я принимал участие в военной кампании против Наполеона в чине корнета, в уланском полку. Это был мой выбор, хотя богатые родители могли бы устроить меня и получше. Вам будут неинтересны подробности военных баталий, коих я видел в жизни немало. Фортуна ко мне благоволила: я получил легкое ранение в руку, несильную контузию при Бородино, а взамен – знаки отличия за храбрость. Потом был пожар Москвы и изгнание Наполеона. Тогда я получил следующее звание и Георгиевский крест четвертого класса. Мой отец был в то время еще жив, хотя и серьезно болен, и чрезвычайно мною гордился. Он был человек чести, и мое участие в самых горячих сражениях воспринимал как должное. Если бы я погиб, он бы меня оплакивал, но был бы счастлив. А ведь я был его единственным сыном! И вот наступила та ужасная зима, когда солдаты неприятеля начали замерзать в снегах России, отступая обратно на Запад без сопротивления и боев. Мы шли следом и видели только их трупы. Ввязывались в мелкие стычки с арьергардом, терзали противника, выжигая все вокруг и не оставляя ему ни пропитания, ни теплого жилья. – Граф на мгновение прервался, чтобы перевести дух. Шурочка замерла. Алексей Николаевич заговорил тихо и медленно, словно бы припоминая: – В одну из таких ночей, когда мы нагнали французов, завязался короткий бой. Я дрался с офицером, который был, судя по всему, в высоком чине. Он был голоден, замерз и устал, а я молод, сыт и горяч. К тому же накануне я хорошо отдохнул. Мой удар был точен, но офицер этот был еще жив, когда я, из милосердия и уважения к поверженному противнику, над ним наклонился. Француз что-то шептал, и все пытался снять с шеи шнурок. Но это ему не удавалось. Я с трудом разобрал имя женщины, которой он желал что-то передать. Я подумал, что это медальон с локоном или обручальное кольцо, которое француз носил на шее. Когда он затих, я расстегнул мундир и нашел на шнурке кожаный мешочек. Развязав его, достал огромный камень…