Он подошел, но на этот раз Жюли не закричала «отойдите» и даже позволила взять свою руку.
– Довольно. – Шурочка решительно вышла из кустов и направилась к веранде.
– Александрин! – Жюли побагровела, а Серж ничуть не смутился, наоборот, победно посмотрел на Шурочку, словно бы спрашивая: «Ну, и каков я был? Хорош?»
Пока она поднималась на веранду, Соболинский почтительно нагнулся над ручкой Жюли, и чуткое ухо Шурочки уловило его страстный шепот:
– Жаль… Жаль, что у меня было так мало времени…
– Довольно, Серж, – повторила Шурочка, увидев, как рука Жюли задрожала. – Что с Долли? Где ты ее оставил?
– Она сказалась больной, заперла дверь изнутри и не пускает к себе, – сказала все еще румяная от смущения Жюли. Шурочка вспомнила, с каким лицом сестра сейчас слушала Сержа и невольно улыбнулась. Ах ты, праведница!
– Надо сказать отцу. Позвать кого-нибудь, – заволновалась она. – Нельзя же оставлять ее так?
– Пройдет, – равнодушно сказал Серж. – Завтра утром она будет такой же, как и всегда. Я только что говорил с Долли, поверьте, она была в полном порядке. Я попытался, как мог ее успокоить, – улыбнулся он. – Позвольте откланяться. Юлия Васильевна, Александрин. – Он отвесил сестрам изящный поклон и направился к выходу.
– Завтра, – еле слышно сказал Серж, проходя мимо нее. – Утром, как обычно. На прежнем месте.
Не дожидаясь ответа, уверенный в том, что Шурочка придет на свидание, Соболинский вспрыгнул в свои щегольские дрожки и победно крикнул кучеру:
– Пошел!
Свистнул кнут, лошадь понеслась к распахнутым воротам. Шурочка насмешливо посмотрела на румяную Жюли:
– Ну? Я все слышала.
– Сама не знаю, что на меня нашло.
– Вот видишь, как трудно иной раз сказать «нет». А что было бы, если бы я вовремя не пришла? Через пять минут ты бы с ним уже целовалась!
– Ах нет!
– Ах да!
Жюли расплакалась:
– Я некрасивая, никчемная, старая дева… И я, должно быть, так же глупа, как Долли… Я не нашлась, что сказать этому подлому человеку. Он ведь смеялся надо мной! Но невозможно поверить в то, что он лжет, глядя в его необыкновенные глаза, слушая этот голос…
– Он лжет, – твердо сказала Шурочка. – Причем лжет всегда.
– Зачем Господь дает красоту таким людям? А мне… мне он не дал ничего! Ничего!
– Успокойся, – обняла ее Шурочка. – Он дал тебе доброе сердце. А потому кто угодно мог бы быть с тобой счастлив. Тот же Лежечев…
Словно в ответ на ее слова, дворовый мужик, закрывающий ворота, внимательно вгляделся в даль и крикнул сестрам:
– Господин Лежечев едут! Жених!
Его услышал и Василий Игнатьевич Иванцов. Пошатываясь, вышел на веранду и мутными глазами глянул на сестер.
– Сашка, слышь?
– В чем дело? – презрительно спросила она.
– Чтоб свадьбу вскоре сыграли! Порадуй маменьку. Я, пожалуй, мешать вам не буду. Скажи, что отставной майор Иванцов согласен. Объясняйтесь себе сами. Но чтоб скоро свадьбу, слышишь?
Шурочка посмотрела на Жюли:
– Так ты мне ничего не скажешь?
– Все, что надо, он тебе скажет сам, – вздохнула Жюли.
– Что ж, хорошо. Не будем откладывать.
Шурочка решительно направилась к воротам. Владимир Лежечев лошадью правил сам. Одет он был просто, без претензий, как человек, который занимается хозяйством и у которого каждая минута на счету. Всего за пару месяцев такой жизни Лежечев огрубел, потерял столичный лоск, и Шурочка подумала, что со временем Владимир станет похож на Василия Игнатьевича Иванцова. Разве что не будет столько пить. И ей вдруг стала неприятной мысль о замужестве с ним.
– Александрин! – соскочил он с дрожек и подошел к ее руке. – Я получил ваше письмо. Но я больше не желаю приходить сюда тайно, по ночам, как какой-нибудь вор. Я человек порядочный и стыдиться мне нечего. Позвольте мне вновь поговорить с вашим отцом.
– Я хочу, чтобы сначала вы выслушали меня. Пройдемте в сад, – решительно сказала она.
– Как вам будет угодно, – почтительно сказал Владимир.
Умышленно она вела Лежечева в ту самую беседку. Жюли осталась на веранде. Едва они вошли, Шурочка опустилась на деревянную скамью и спросила:
– Почему вы не хотите жениться на Жюли, Вольдемар? Вы переписываетесь с ней… Не спорьте, я знаю! Вы спрашиваете у нее совета, на балах охотно танцуете с ней, она ваш лучший и преданнейший друг. Так почему бы вам на ней не жениться?
– Жениться? – удивленно переспросил он. – Я никогда об этом не думал.
– И напрасно! Вы с ней так похожи… Трудно найти людей, которые бы так друг другу подходили.
– Я вас люблю, Александрин, – сказал он, выделив слово «вас».
– И что же мне сделать, чтобы это прошло?
– Я не понимаю… – растерялся Владимир. – Я решил, что вы передумали, и тотчас приехал.
– Да, я хотела с вами поговорить. – Она вздохнула. Посмотрела на него и подумала: «Господи! Какой же он скучный!» – Я хотела, но…
– Ах да! Теперь я понимаю! Отсюда только что выехал господин Соболинский! Мы с ним встретились на дороге. Он посмотрел на меня так… Вы что, играете мною? Я требую ответа, Александра Васильевна!
– Ах, ответа… – Она посмотрела прямо ему в глаза. – Тогда скажите для начала, что вы делали в кабинете у графа Ланина во время фейерверка?
– Как?! Вы и это знаете?!
– Жюли откровенничает не только с вами, – насмешливо сказала она.
– Значит, она вам все рассказала, и вы думаете, что я… – Он побледнел. – Но это не то, что вы подумали, Александрин!
– А что? Что я должна была подумать?! Я догадалась, что это вы были в кабинете у графа в тот вечер, когда был украден алмаз. Во время фейерверка я сама была в саду, откуда увидела свет в окне, и тут же поднялась на второй этаж, где встретила Жюли. Она меня туда не пустила. В кабинет. Сначала я подумала, что это маменька позарилась на алмаз. Я все пытала Жюли, но она была так тверда, что я подумала вдруг… Только одного человека сестра может защищать с таким отчаянием и с таким упорством. Человека, которого она любит. Да, да! Она вас любит! Это вовсе не дружеское участие, как вы, должно быть, подумали! Она не выдала вашу тайну, я сама обо всем догадалась. Итак, вы были там? Отвечайте!
– Но, Александрин…
– Нет! Теперь уже я требую: отвечайте! Вы были там?
– Это совсем не то, что вы могли подумать, – пробормотал Лежечев.
– Отвечайте!
Он побледнел еще больше и наконец сказал:
– Да, я там был.
– Зачем вы это сделали?