Новость об этой маленькой странности в Юлькином поведении Макс пропустил мимо ушей, решив пока сосредоточиться на основном. Времени сейчас полно, пока лежит без дела, может, и придумает что-нибудь путное, но для этого факты нужны, факты, о которых он пока не знает. Поэтому помолчал еще, формулируя вопрос, и, собравшись с духом, спросил:
— А как все в тот раз было? При похищении, в смысле. Как она пропала, где искали, когда шантажисты на вас вышли? И закончилось все чем: Юлька сама домой вернулась, ее кто-то привез, вам условленное место назвали? И кто с угрозами звонил — выяснили? И с машиной не совсем понятно, когда ее протаранили — такое чувство, что девушку просто напугать хотели, как и вчера. Но какой смысл?..
Рогожский снова смотрел сквозь стенку, но уже по-другому: напряженно, так, точно искал написанный где-то там ответ. Глаза сузил, свел брови к переносице, провел ладонью по губам и сказал:
— Ладно, лежи, а я пойду, дел полно. Отдыхай, лечись, ты мне скоро здоровый понадобишься. Молодец, все правильно сделал, мне там очевидцы рассказали. Все, пока.
Он так быстро вышел из палаты, что едва не сбил с ног медсестру, что пришла делать Максу укол. Лекарство, что привез Рогожский, подействовало моментально: голова перестала кружиться, тошнота враз прошла, и Макс заснул. Дрых так крепко, что даже гроза за окном не мешала, он точно заново рождался под шум ливня и всполохи молний, а проснувшись, чувствовал себя почти человеком: и слабость поганая прошла, и голова хоть и медленно, но все же соображала.
Макс смотрел в потолок и прокручивал в памяти разговор с Рогожским, и поведение того казалось не то чтобы странным — необъяснимым. Логично было бы примчаться в больницу или позвонить еще вчера и вытрясти из Макса все подробности, ведь он — единственный свидетель. Девушку Рогожский слушать бы не стал, не тот случай, однако нет — ждал почти сутки и только сегодня пожаловал. Может, Юльку расспросил? Да какое там, она и не видела почти ничего, пока Кристалл ее по манежу таскал. А в жалость и человеколюбие Рогожского Макс верил ровно столько же, сколько в существование русалок и домовых. Нестыковка получается, и разговор их недавний из той же обоймы: Рогожскому точно неприятно было говорить о прошлом, ведь похищение, как ни крути, прокол, и прокол серьезный…
В дверь снова постучали и на этот раз открыли, только услышав «войдите». Левицкая, собственной персоной, вошла в палату, по-хозяйски осмотрелась и села напротив Макса на диванчик.
— Как вы? — после приветствия спросила она, и во взгляде ее читалась искренняя забота и даже участие. Одета она сегодня была в тот самый светлый костюм, что произвел на Макса огромное впечатление, и сегодня эффект повторился. Голова, правда, малость заныла, но общего эмоционального настроя это не портило.
— Все в порядке, — довольно бодро сказал Макс, — заживает как на собаке.
Левицкая улыбнулась, положила на колени белую сумочку из тонкой кожи и сказала:
— Спасибо. Большое спасибо вам, вы спасли мою дочь. Не знаю, что это было…
— Возможно, еще одна попытка, — оборвал вдову Макс. — Уж больно складно все получилось. Петарда прилетела очень вовремя, когда лошадь набрала скорость и не смогла бы остановиться, даже если бы и захотела. Нашли того, кто это сделал?
Вдова чуть отстранилась, в глазах ее мелькнул холодок, Макс подобрался, прикидывая, не позволил ли он себе чего-то лишнего. Но вроде все звучало корректно и обоснованно, он просто высказывал свои предположения, как недавно Рогожскому, то есть делал свою работу. Лицо у Левицкой на мгновение изменилось: она то ли испугалась, то ли Макс ошарашил ее своей версией — изменилось, но тут же стало обычным: оживленно-деловым.
— Возможно, — как-то быстро отозвалась вдова, — а нашли или нет… Я не знаю, этим Леонид занимается. Но вроде пока никого, я бы знала.
Улыбка пропала с ее лица, вдову, казалось, тяготит этот визит, и она сидит здесь только из вежливости. Но ведь могла вообще не приходить, прислать кого-нибудь из подчиненных или просто ограничиться звонком. Так нет, сидит, крутит тонкое, с огромным камнем кольцо на среднем пальце, смотрит, как и Рогожский недавно, в стену, и пахнет от нее по-другому: цветами и чем-то острым, сладковатым.
— Возможно, я ошибаюсь, но за Юлей кто-то охотится, — осторожно сказал Макс. Рисковал, конечно, мог навлечь на себя хозяйский гнев, но желание во всем самому разобраться не давало отмалчиваться. В конце концов, после того, что он сам вчера видел, ему надо хотя бы знать, к чему готовиться. Звонки с угрозами, таран машины, похищение, петарда под ногами лошади — некто подбирается к Юльке, проявляя максимум фантазии, этого не отнять. И все же: почему ее тогда отпустили, так не бывает, не должно быть? Здесь запросто мог сработать принцип: если не мне, то никому. Юлька пока не может воспользоваться своими деньгами, так и черт с ней, не прятать же ее до означенного в завещании дня рождения. И швейцарское государство стало бы на несколько миллионов евро богаче. Кстати, может, все это — их рук дело? Да ну, бред какой-то…
— Так и есть, — тихо сказала вдова, — вы все верно поняли. Юля это тоже понимает и старается пореже выходить из дома. На территории усадьбы она в безопасности, а все, что за забором, внушает ей ужас.
«А почему тогда она сбежать пыталась?» — Вопрос был готов сорваться с языка, но Макс прикусил его. И понял, что вообще перестал что-либо соображать: и дома ей страшно, и на улице тоже. Рогожский и Левицкая носятся с ней, как с самым дорогим, а Юлька только что с кулаками на вдову не кидается, сама честно призналась, что боится мачехи. Цыганок не испугалась, бешеного Кристалла, а мать, пусть не родную, покусать готова. Голова уже не от боли пошла кругом, Макс смотрел в окно и хотел одного: снова лечь поспать, уже ни о чем не думая, но Левицкая не уходила. И тоже молчала, как до нее Рогожский, потом заговорила, но как-то неуверенно:
— Юле угрожает опасность, теперь вы тоже это видите и понимаете мое беспокойство. Она очень напугана, очень, и снова не выходит из дома. Поэтому я прошу вас…
— Те случаи, что были раньше, — их расследовали? — перебил вдову Макс. — Звонки, таран машины и похищение. Почему шантажисты отпустили вашу дочь? Как она вернулась домой?
Левицкая даже не моргнула, она смотрела на Макса в упор, а волнение выдавали только побелевшие от напряжения пальцы. Вдова вцепилась в ремень сумки и молчала несколько мгновений, потом справилась с собой.
— Я не готова пока ответить на ваши вопросы. И я спешу, у меня мало времени. Я вот что хочу сказать: Юля просила, чтобы вы не оставляли ее. Она верит вам как никому другому и очень переживает за ваше самочувствие, даже считает себя виноватой. И я тоже прошу вас остаться. Лечение я оплачу, не сомневайтесь, зарплата у вас будет хорошая…
— Я вам еще больше должен, — напомнил Макс, мигом помрачнев и прикинув расходы вдовы на врачей и лекарства. Прибавим сюда помятое крыло белого «БМВ», и Макс Еланский переходит в пожизненное пользование госпожи Левицкой. Хотя не так все плохо, выход есть: продать квартиру, машину, расплатиться с долгами и вернуться в Москву, бомжевать на трех вокзалах. Холодно и негигиенично, зато на свободе…