Но раскопки “мусора” — занятие прозаическое, а вид гигантской планеты, окруженной ледяным кольцом, великолепен; он ужасает, изумляет, повергает в прах и внушает самые высокие чувства. Например, о вечном и бесконечном, о ничтожестве человека и могуществе космических сил, о романтике дальних странствий, позволяющих увидеть подобные чудеса, и о неисчислимом их количестве, обо всем том, что еще предстоит отыскать и узреть. Во всяком случае, огромный зеленоватый диск Лурги, опоясанный ледяным ожерельем, висевший на наших экранах, будил во мне именно такие ощущения, вселяя трепет перед величием и необъятностью Вселенной. Но я видел такие каруины множество раз, а для Шандрыони были новыми, и значит, она трепетала несравненно сильней. Казалось, вид Лурги притягивает ее, восхищает и в то же время будит страх; она побледнела, стиснула щеки ладонями, но не отвела взгляда от экранов. Шандра — храбрая девушка, и я не понимал, что ее так пугает. Ведь она не боялась, когда мы вышли в открытый космос! Нет, не боялась! Совсем наоборот — зрелище звездного неба так пленило Шандру, что я не мог уговорить ее вернуться на корабль… Что же ее пугает теперь?..
Прошел час, и сомнения мои разрешились. Глядя на экран, на сверкающую серебристую арку и диск планеты, маячивший под ней занесенным кулаком, она пробормотала:
— Какая огромная… какая чудовищно огромная… Если б она упала на Мерфи, Грэм, от нас бы не осталось ничего… Даже горсти праха! Молча кивнув, я направился к пульту и приказал сворачивать сеть. Потом ожили маневренные двигатели, “Цирцея” вздрогнула и повернула, одновременно всплывая над ледяным кольцом. Гигантский газовый мир остался на юге, отделенный пламенем, бившим из раскаленных дюз; север, передняя часть корабля, был теперь обращен к звездам, и при виде этих далеких мирных огоньков Шандра успокоилась. Затем включился главный двигатель, и мы стартовали к Солярису.
Я — прагматик. Мы, спейстрейдеры, все прагматики. Нельзя заниматься торговлей, не будучи прагматиком; это дело не для романтически настроенных людей, поскольку требует строгого учета и контроля. Вы можете мне возразить, что Регос, к примеру, был романтиком, но я вам отвечу, что это глубокое заблуждение. Вы ошибаетесь, считая, что лишь романтики способны мстить;, как раз самую страшную месть свершает человек с холодным, трезвым рассудком, представляющий, что надо делать, как и когда. Регос был именно таким, и я не сомневаюсь, что все у него было рассчитано и обдумано тридцать три раза. Я знаю это, потому что я сам таков. Если бы мне пришлось мстить за Шандру — так, как Регос мстил за Сдину Бетин, — я тоже просчитал бы все возможные варианты и отыскал лучший способ добраться до горла обидчика. Клянусь Черными Дырами! Только не дай мне Бог попасть fi такую ситуацию — ведь я человек мирный и не люблю кровопролития, особенно в планетарных масштабах. Впрочем, мой прагматизм не мешает мне разыскивать Рай. Эти поиски — моя единственная романтическая слабость, но если как следует разобраться, то причины ее самые прагматические. Я полагаю, что Рай — реальный Рай, а не загробный — должен существовать сейчас или осуществиться в будущем. Почему бы и нет? Вы только подумайте: люди переселились во множество звездных систем, люди практически бессмертны, и все они, само собой, стремятся к счастью. А что есть счастье, как не райская жизнь? Так неужели где-то, на какой-то из сотен планет им не удастся осуществить свою мечту? Но не так, как на Транае, и не так, как на Тритоне, а иным способом, более подходящим для капитана Френча, спейстрейдера?
Я не говорил с Шандрой на эту тему, я считал это преждевременным. Быть может, я просто боялся ее вопросов, и главного из них — что я буду делать, добравшись в этот свой Парадиз? Действительно, проблема! Увы, пока неразрешимая… Положим, в Раю нет Закона Конфискации и никто не посягнет на мой корабль… Ну и как же мне быть? Остаться там навсегда? Или на время? Или убраться поскорей, чтоб не мучил соблазн? Улететь, зная, что я нашел-таки Рай и потерял его по собственной воле?
У меня нет ответа на этот вопрос, и потому мысль о Рае одновременно притягивает и страшит меня. Но если отбросить эмоции, я думаю, что главной движущей силой моих поисков является любопытство. Мне кажется, что я не остался бы там, но было бы интересно взглянуть на это местечко. Представляете — Рай в соответствии с персональными склонностями и мечтами Грэма Френча, спейстрейдера! Что-то неописуемое, смею вас уверить! Но пока я ничего не нашел, хоть мне довелось повидать едва ли не все обитаемые планеты. Во всяком случае, большую их часть, а их, поверьте, совсем немало… И где же мой Рай, где вожделенный Парадиз, затерянный среди сотен миров?.. Увы! Все они больше напоминают чистилище, причем каждый — на свой манер. И в этом они не слишком отличаются от нашей древней прародины. Что же, если не считать любопытства, подталкивает меня к поискам? Разумеется, не тяга к комфорту и беспечальному житью — все это, и даже больше, мне обеспечивает “Цирцея”. Как настоящий прагматик, стремящийся проследить цепочку причин и следствий, я долго раздумывал на этот счет, пока не решил, что поводом в каком-то смысле является мое одиночество. Должен признать правоту аркона Жоффрея: я — одинок! Вернее, был одиноким… Браки мои складывались не очень счастливо, и я интуитивно полагал, что в Эдеме — на то он и Эдем! — меня поджидает удача. Там, и только там, ждет меня моя женщина! Та, о которой я грезил тысячелетиями!
Но теперь я ее, похоже, нашел, и не в Раю, а на Мерфи, в очередной преисподней. Забавно, не так ли? Не значит ли это, что я могу отказаться от поисков? Нет, не думаю; пусть я нашел Шандру, но ведь остается еще любопытство! Неутоленное любопытство! И оно мне подсказывает, что гораздо интересней искать Рай вдвоем.
Так вот, о моем прагматизме… Я вспоминал, как Шандра смотрела на детей в том древнем пещерном городе, и меня начинали терзать смутные предчувствия. Ни одна из моих жен — кроме самой первой, земной, — не подарила мне ребенка по вполне понятным причинам: нельзя вынашивать плод на космическом корабле, при двух сотых нормального тяготения. То, что у вас родится, будет потомком са-кабона, и два-три десятилетия в невесомости лишь стабилизируют ситуацию — да так, что никакая генетическая корректировка не спасет. Дитя надо вынашивать не “наверху”, а “внизу”, на планете; и там же ребенок должен жить как минимум пять-шесть лет, а лучше — двадцать, пока не достигнет физической зрелости. Невероятно долгий срок, если вспомнить об угрозе конфискации! И потому спейстрейде-ры не имеют детей. Есть, впрочем, и другие причины, о которых я не буду сейчас распространяться.
Дети, дети… Собственно говоря, их у меня много, тысячи или десятки тысяч, но я не стал бы считать их своими детьми. Генетические потомки — вот правильное определение! Совсем не то, что твой собственный ребенок, зачатый добрым старым способом… Ребенок, который вырос на твоих руках, сидел на твоих коленях, лепетал тебе всякие детские глупости, требовал на ночь сказку и поцелуй… Таким дитем у меня была лишь Пенни, моя малышка; она прожила свой век на Земле и умерла там, не дождавшись бессмертия. Может быть, я увижу ее в Раю?.. Нет, вряд ли… Мой Рай реален, он не место для загробных встреч. Я надеялся, что Шандра не будет торопить событий, и в то же время со страхом ожидал, когда она заговорит о детях. Но она молчала, и мой прагматический внутренний голос шептал все тише и тише, пока не исчез совсем. Дабы изгнать все дурные предчувствия, я обучил ее управляться с компьютером “Цирцеи” и пилотировать корабль — это заняло всего половину дня и развлекло нас обоих. Под конец урока я сказал ей, что теперь она — отличный навигатор, не хуже, чем я сам и все остальные спейстрейдеры.