Она села, при этом забыв предложить место гостю. Головацкий вынужденно остался стоять, заложив руки за спину и взирая теперь на женщину сверху вниз.
– Я занимаюсь расследованием гибели Антона Антоновича Сербчука.
Кильман вздрогнула, ее лицо сморщилось, и Матвей Евграфович подумал, что женщина сейчас неминуемо расплачется. Однако этого не произошло. Она лишь опустила глаза и судорожно переплела пальцы рук.
Головацкий поспешил продолжить:
– Мне известно о тех отношениях, что связывали вас с покойным, но уверяю вас, госпожа Кильман, что все это останется строжайше между нами. Вам не придется ничего афишировать, не придется давать никаких официальных показаний, но я был бы вам крайне признателен, если бы вы ответили на несколько моих вопросов.
Она снова подняла на него взгляд:
– Что же тут расследовать, господин Головацкий? Антон… Антонович погиб по неосторожности. Разумеется, это могло случиться с каждым, но… Я чувствую в этом и свою вину.
– В чем же?
Госпожа Кильман грустно и натянуто улыбнулась:
– Он шел ко мне. Определенно ко мне. И в такой час…
Головацкий насторожился.
– Прошу прощения, – вклинился он. – Вы хотите сказать, что не виделись с Антоном Антоновичем в ту… ночь?
– Нет, не виделась, – глаза женщины блеснули от навернувшихся слез. Нижняя губа дрогнула, но она снова сдержалась. – Но, говорю вам, он определенно шел ко мне. Однако… не дошел.
– Вы ждали его?
– Нет. Но Антон… Антонович любил, знаете ли, преподнести сюрприз. Он мог явиться в любое удобное для него время.
– И даже в четвертом часу утра? – гнул свою линию Головацкий.
– На что вы намекаете? – вскинулась Кильман.
Матвей Евграфович, по-прежнему глядя на нее сверху вниз, не мог не отметить, как она была хороша в этом своем легком приступе негодования. Такие женщины, как Анна Кильман, умудряются сохранять природную красоту и свежесть в любом возрасте. Порой случается и так, что с возрастом они становятся только краше…
– Я буду с вами откровенен, госпожа Кильман, – Головацкий все же рискнул без приглашения придвинуть к себе ближайший стул и грузно опустился на него. Теперь его лицо с одним неподвижным глазом оказалось напротив лица собеседницы. – У нас есть некоторые подозрения, что Антон Антонович угодил под лошадь не сам. Его могли толкнуть.
Ладошка женщины испуганно взметнулась вверх и прижалась к губам. Она подавила рвущееся наружу восклицание.
– Убили? – на выдохе произнесла Кильман. – Вы хотите сказать, что Антона убили?
– Я хочу сказать, что такая вероятность существует, госпожа Кильман. Но только вероятность, и не более. Мы разбираемся. А потому я и спрашиваю вас, как часто случалось такое, что Антон Антонович являлся к вам с визитом в четвертом часу утра? Заранее приношу извинения за бестактность, но…
– Я все поняла, – выражение лица Кильман разительно переменилось. Из убитой горем влюбленной женщины она в одну секунду превратилась в решительную особу. – Если Антона действительно кто-то убил и мои слова помогут вам отыскать убийцу, я готова отвечать на любые вопросы. Пусть даже самые бестактные. И знаете что, господин Головацкий? Вы правы. Я только сейчас подумала об этом. Прежде подобного не случалось. Антон мог прийти без приглашения в полночь или около того, но чтобы в четвертом часу – нет. Такого прежде не было ни разу. Это важно? Да? В этом что-то есть, господин Головацкий?
– Возможно, – уклончиво ответил Матвей Евграфович, думая о своем. – А скажите, госпожа Кильман, в последнее время вы не замечали ничего странного в поведении Антона Антоновича? Может быть, он излишне нервничал, опасался чего-то?
– Он переживал, – уверенно ответила женщина. – Это я могу сказать вам совершенно точно. Антон Антонович умел скрывать свои чувства от посторонних, но только не от меня. Я видела, как сильно он переживал.
– Из-за чего?
– Из-за гибели близких ему людей. Сначала это трагическое падение с лошади графа Щадилова, затем самоубийство Доронина. А после случившегося с генералом Корниевичем тремя днями ранее Антон и вовсе поник. Я видела, какой это был для него удар. Он стал рассеянным, и, возможно, поэтому с ним случилось то, что…
Кильман замолчала, заметив, как ее собеседник медленно поднялся со стула. Единственный глаз Матвея Евграфовича прищурился. Он нервно дернул себя за ус.
– Что с вами? – встревожилась женщина. – Вам плохо, господин Головацкий?
– Нет-нет, – поспешно заверил ее профессор. – Со мной все в порядке, госпожа Кильман. Просто ваши слова… Антон Антонович переживал из-за смерти генерала Корниевича? Я вас правильно понял?
– Совершенно верно.
– А разве… Разве они были так близко знакомы?
– Они были почти друзьями, – Кильман говорила об этом как о чем-то само собой разумеющемся. Как о чем-то, что было известно каждому. – У них были какие-то общие дела, они состояли в одном клубе… Подробностей я не знаю, господин Головацкий. Мы были в добрых отношениях с Антоном… Антоновичем, но он со мной, знаете ли, не откровенничал. В том, что касалось его дел.
Головацкий снова опустился на стул. Даже не опустился, а плюхнулся. В деле появилась весьма интересная ниточка. Интересная, но по-прежнему загадочная.
– Они состояли в одном клубе, – эхом повторил Матвей Евграфович слова Кильман. – Корниевич и Сербчук. А что это был за клуб?
– Не знаю, – женщина пожала плечами. – Но полагаю, обычный мужской клуб. Карты, вино, сигары, разговоры о политике… Ну, вы ж знаете, как это бывает, господин Головацкий?
Да, Матвей Евграфович знал, как это бывает. Но он с огромным трудом мог представить себе генерала Корниевича, рассуждающего о политике за картами и вином. Кого угодно, но только не Корниевича. Тут было что-то другое. Совсем не то, о чем говорила Анна Кильман.
– Вы не знаете, где находился этот клуб? Как он назывался?
– Увы, – Кильман снова натянуто улыбнулась. – Мы не говорили об этом с Антоном Антоновичем… Хотя постойте-ка! Помнится, я что-то такое слышала. Они иногда собирались у Антона Антоновича дома. Но только иногда. А так…
– А вы знаете кого-то еще, кто состоял в этом клубе? – Головацкий подался вперед, напряженно всматриваясь в карие глаза актрисы.
Она задумалась. Пауза затянулась, и у Матвея Евграфовича созрел следующий вопрос раньше, чем женщина ответила на предыдущий.
– Люди, которых вы назвали ранее, госпожа Кильман… Они тоже состояли в этом клубе? Те, из-за гибели которых переживал Сербчук?
– Щадилов и Доронин?
– Именно.
– Да, они были членами того же клуба.
– И один из них упал с лошади, а другой сам свел счеты с жизнью?