– Он был задушен. Однако прислуга в доме профессора, равно как и его жена, показали, что в дом никто не входил и никто не выходил из него. Профессор отправился в спальню, почувствовав себя усталым, а когда жена решилась проверить, как его здоровье, несколькими часами позже, то нашла Назара Илларионовича на полу. Рядом с кроватью. Приехавший по просьбе все той же супруги покойного профессора доктор совершенно определенно констатировал смерть от удушья. Насильственную смерть…
Плечи Буйчилова опали. Словно последний монолог лишил его остатка сил. Некоторое время в кабинете Головацкого сохранялась абсолютная тишина. Или так показалось самому Матвею Евграфовичу? Он был настолько погружен в себя, что не мог даже слышать равномерного хода старых напольных часов. Затем Головацкий в волнении поднялся с кресла.
– Убийца перестал таиться, – вполголоса, но достаточно твердо изрек он. Собеседника для Матвея Евграфовича в этот момент не существовало. Он обращался к самому себе. – И это может означать только одно. Он торопится.
– Торопится? – вклинился начальник Третьего отделения, и его блестящие сапоги предательски скрипнули при перемене позы. – Позвольте узнать, с чего бы это, Матвей Евграфович? Почему он торопится? Что заставляет его поступать таким образом.
Головацкий рассеянно посмотрел на визитера единственным зрячим глазом. Садиться обратно в кресло профессор не стал, но во рту его словно сама по себе появилась нераскуренная сигара. Матвей Евграфович в задумчивости пожевал ее.
– Он знает, что мы подобрались к нему слишком близко. А скорее всего, чувствует это, как я полагаю. Да-с…
Буйчилов нахмурился. Усталость и некоторая нервозность начальника Третьего отделения испарились как по мановению волшебной палочки. Перед Головацким вновь появился опытный сотрудник департамента полиции.
– Я ничего не понимаю, Матвей Евграфович! Извольте объясниться! – приосанился Буйчилов. – Мы подобрались к нему слишком близко? Что это значит? Я думал, что у нас… Вам известно что-то, о чем я и не подозреваю. Говорите, Матвей Евграфович! Немедленно говорите!
Но ни требовательный тон Буйчилова, ни его слова не произвели на Головацкого ровным счетом никакого впечатления. Профессор продолжал хранить сосредоточенно-задумчивое выражение лица. Кондратий Ксенофонтович по примеру хозяина кабинета тоже поднялся на ноги. Головацкий обернулся к нему.
– Вы торопитесь, господин Буйчилов?
Вопрос удивил и несколько озадачил начальника Третьего отделения.
– Прошу прощения…
– Вы сейчас куда-нибудь торопитесь? – в голосе Матвея Евграфовича появились едва заметные нотки раздражения.
– Нет. Я… Я никуда сейчас не тороплюсь. Сейчас мне хотелось бы получить разъяснения…
– Вы их получите, – перебил собеседника Матвей Евграфович. – Но не сейчас. В отличие от вас, я безмерно тороплюсь, Кондратий Ксенофонтович. Нужно ехать. Немедленно. Чтобы, так сказать, еще по горячим следам, и возможно… Дайте мне адрес покойного Шевелькова. Я желаю говорить с его супругой.
– Верхний Конный проезд, 10. Это недалеко…
– Я знаю, где это, – Головацкий уже застегивал сюртук.
– Но…
– Раз уж вы никуда не торопитесь, Кондратий Ксенофонтович, будьте любезны обождать меня здесь. Я распоряжусь, чтобы вам подали чаю. Обождите-обождите. Я скоро вернусь, и тогда, думаю, у меня будет что сказать вам.
С большой долей вероятности Буйчилов имел намерение остановить Головацкого или хотя бы отправиться с ним, но не успел сделать ни того, ни другого. Чересчур стремительно для своей комплекции Матвей Евграфович выбежал из своего кабинета, спустился по лестнице вниз, едва ли не перепрыгивая на ходу через две ступеньки, и, оказавшись на улице, остановил первого попавшегося извозчика. Тяжело дыша, профессор забрался в коляску.
– Верхний Конный, милейший, – распорядился он, не вынимая по-прежнему нераскуренной сигары изо рта. – Да поспешай, поспешай!
– Ирина Александровна принять никак не может, – известили Головацкого на пороге дома Шевелькова. – У них траур-с. Господин профессор…
– Я знаю, – резко перебил старого слугу Матвей Евграфович. – По этому самому делу и прибыл к Ирине Александровне. Извольте доложить, мой дорогой. Скажите, что я не займу много времени. Всего пару вопросов, но это крайне необходимо, ежели госпожа Шевелькова желает знать, кем и по какой причине был убит ее супруг.
Слуга поколебался еще некоторое время, но пристальный настойчивый взгляд визитера заставил его отступить. Матвей Евграфович прошел в дом. Слуга проводил его в гостиную и пообещал, что Ирина Александровна спустится через пару минут. Однако Головацкому пришлось ждать не менее четверти часа…
Вдова профессора Шевелькова оказалась маленькой сухонькой женщиной за пятьдесят. На ней было простенькое черное платьице, что, впрочем, ничуть не мешало Ирине Александровне держаться с огромным достоинством.
Головацкий галантно раскланялся, дождался, пока хозяйка займет место на низеньком турецком диванчике с горчичного цвета обивкой, и только после этого сел сам. От намерения закурить сигару пришлось отказаться. По какой-то причине Матвей Евграфович счел неприличным даже испрашивать на этот счет у Ирины Александровны особого разрешения.
– Я занимаюсь расследованием обстоятельств гибели вашего супруга, – осторожно начал Головацкий.
Ирина Александровна восприняла эту фразу на удивление стойко.
– Мне уже доложили, – ответила она, глядя не на гостя, а немного в сторону. – И мне сказали, что мои ответы на те вопросы, которые вы намерены предложить, господин Головацкий, могут пролить свет на…
– Всенепременно. Я в этом уверен.
– Что ж, – Ирина Александровна нервно подернула плечами. – В таком случае спрашивайте.
Головацкий предпочел не ходить вокруг да около, а сразу перейти к главному.
– Вам известно о том, что ваш муж… ваш покойный муж… принадлежал к одному из антиправительственных кружков?
Ирина Александровна ответила не сразу, а через паузу. И при этом впервые посмотрела в лицо визитеру.
– Скажем так, я догадывалась об этом, господин Головацкий. Его постоянные отлучки, подозрительные личности, частенько бывавшие в нашем доме…
– Вот об этих личностях я и желал бы говорить с вами, Ирина Александровна, – невольно выдал свое нетерпение Матвей Евграфович.
Женщина неспешно сложила руки на коленях. По ее сухому востроносому лицу пробежала едва заметная тень, но она тут же вновь мужественно взяла себя в руки.
– Кто вас интересует, господин Головацкий?
– Вам знаком человек по фамилии Звонарев?
– Степан Германович?
Головацкий виновато развел руки в стороны: