– Ульяна? – тяжелым камнем сорвалось с губ профессора.
Она продолжала сидеть молча, закрыв рот руками, но неимоверный ужас в ее широко распахнутых глазах нарастал с каждой секундой. Звонарев хмыкнул за спиной гостя.
– Какая неожиданность, – иронично бросил он. – Стало быть, вы знакомы? И по вашей реакции несложно предположить, что знакомы вы близко. Уж не вашу ли дражайшую супругу мы имеем честь видеть, Матвей Евграфович?
Степан ощутил, как при этих произнесенных словах грудь его сковало мертвенным холодом. В нем моментально переменилось все. Голос, лицо, осанка, манера держаться. Он почувствовал себя полноправным хозяином положения. Больше никаких чувств, никаких мыслей, кроме одной: он вновь оказался безжалостно обманут женщиной, которую, как ему казалось, любил. Ингрид и Белла слились для него воедино. Губы Степана плотно сомкнулись, в глазах вспыхнула ярость. Нож словно сам собой выскользнул из специальных стягивающих ремней и упал в ладонь. Звонарев стиснул пальцами гладкую рукоятку. Шагнул вперед.
– Что ты здесь делаешь, Ульяна? – в голосе Головацкого появился требовательный металл. Женщина отняла руки от лица.
– Матвей… Я… Ты должен понять…
Однако объяснить что-либо она не успела. Убийца, змеей скользнув за спину Матвею Евграфовичу, ловко ухватил его за воротник пальто, а острие ножа ткнулось профессору в шею.
– Бросай «наган»! – скомандовал Звонарев. – Ну! Живо!
Он чуть надавил на кожу, и из-под лезвия показалась капелька крови.
– Бросай, я сказал!
Но Головацкий не торопился с решением. Ноздри стоящего у него за спиной мужчины свирепо раздулись.
– Я рад, что все так благополучно разрешится между нами троими, – прошипел Степан. – Ваш визит – большая удача, Матвей Евграфович. Признаться, я долго колебался, стоит ли мне убивать Беллу… То есть, простите, Ульяну. К сожалению, не знаю ее отчества. Я любил ее. И мне казалось, что она тоже любит меня… Черт возьми! Но теперь, когда все встало на свои места, колебаний больше не будет. Вы умрете вместе. Бросай же этот чертов «наган»! Или ты плохо слышишь меня, Головацкий?
Матвей Евграфович лихорадочно искал выход из сложившегося положения, но не находил его. Присутствие Ульяны разрушило все его первоначальные замыслы. Выбило из колеи. Он утратил бдительность. А теперь… Звонареву достаточно было слегка надавить на рукоятку, и его острый нож войдет в шею профессора, как в масло. Выбор Головацкого был не велик. И помощи, собственно, ждать было неоткуда. Рисковать? Пожалуй, что так… Матвей Евграфович прекрасно понимал, что убийца в любом случае намерен лишить жизни и его, и Ульяну. Он сделает это тотчас, едва завладеет его оружием. А сейчас у Звонарева один только нож. Он угрожает самому Головацкому, и если попробовать перекинуть «наган» супруге, у нее появится шанс выпутаться.
Профессор решил предпринять отчаянную попытку, однако его планам не суждено было сбыться. Ульяна Дмитриевна, сбросив с себя минутное оцепенение и, видимо, осознав, какая угроза нависла не только над ее мужем, но и над ней самой, ибо тем самым предателем и убийцей оказался именно Степан, резко вскочила на ноги и бросилась вперед.
– Пусти его! – истошно взвизгнула женщина, и оба мужчины невольно вздрогнули от этого крика.
– Ульяна! Нет!
Интуитивно Головацкий вдруг осознал или вернее почувствовал, что должно произойти в следующую секунду. Он не ошибся. Убийца среагировал на действия Ульяны Дмитриевны молниеносно. Давление остро отточенного клинка на шею Матвея Евграфовича ослабло, Звонарев слегка отступил в сторону и одним резким движением метнул нож. Ульяна Дмитриевна словно споткнулась. Из ее горла вырвалось нечто, похожее на сдавленное всхлипывание. Она замерла на месте и схватилась рукой за торчащую из груди рукоятку ножа. Попытка выдернуть нож из раны не принесла женщине желаемого результата. Ульяна Дмитриевна качнулась раз-другой, а затем тяжело повалилась вперед. От удара о пол нож вошел еще глубже. Пышная юбка задралась, и оба мужчины могли видеть, как ноги Ульяны Дмитриевны мелко задергались в предсмертной агонии.
Матвей Евграфович рванулся, но и на этот раз его противник оказался быстрее. Удар в область почек заставил болезненно изогнуться грузную фигуру профессора. Рука с оружием угодила в жесткий захват. Ребром ладони Звонарев двинул Головацкого под ребра. Последний едва удержал равновесие, однако пальцы рефлекторно разогнулись, и «наган» с глухим стуком упал под ноги Матвея Евграфовича. Профессор быстро нагнулся с намерением подобрать его, но обутая в тяжелый сапог нога Звонарева врезалась ему под правое колено и заставила отшатнуться от нестерпимой боли.
Улыбка играла на губах Степана. Он не притронулся к оброненному «нагану», легко перешагнул через него и приблизился к Головацкому:
– Какая жалость, Матвей Евграфович. Вы не находите? Кажется, ваша жена мертва. Примите мои искренние соболезнования.
Головацкий покосился на Ульяну Дмитриевну. Женщина лежала неподвижно. Агония уже кончилась. Профессор почувствовал, как к горлу подкатывает предательский ком.
– Сукин сын! – выдавил он через силу, глядя на Звонарева.
– Ну что вы? – все с той же гадкой улыбкой Степан продолжал приближаться к своей жертве. – Не стоит так убиваться, уважаемый Матвей Евграфович. Я могу вам гарантировать, что скоро, очень скоро у вас появится уникальная возможность присоединиться к вашей супруге. Господи! – он театрально закатил глаза. – И о чем вы только думали, когда направлялись сюда? Надеялись застать меня врасплох? Да?
Звонарев выбросил вперед руку, целясь кулаком в лицо противника, но Головацкий на удивление ловко парировал этот удар. Степан рассмеялся:
– Неплохо, неплохо. Весьма, знаете ли, неплохо, Матвей Евграфович. А если так?..
На этот раз профессор не успел среагировать должным образом. Мощный кулак Звонарева с хрустом врезался ему в челюсть. Головацкий не удержался на ногах и опрокинулся на спину. Убийца навис над ним:
– Поднимайтесь, Матвей Евграфович, поднимайтесь. Или, может быть, вам помочь?
Он откровенно издевался над своей жертвой. Головацкий собрал всю свою волю в кулак, оттолкнулся руками от пола и резко ударил Звонарева головой в грудь. На то, чтобы встать на ноги, Матвею Евграфовичу потребовалось какое-то время. Убийца успел отскочить от него на несколько шагов.
– Ну, довольно! – жестко и решительно произнес Звонарев. – Поиграли, и будет, Матвей Евграфович.
Он подобрал, наконец, с пола «наган». Вскинул руку и прицелился в правую кисть профессора. Головацкий тяжело дышал. Грохнул оглушительный выстрел, и жгучая боль сковала запястье Матвея Евграфовича. Алая кровь заструилась по пальцам.
– Пора бы уже и угомониться, мой дорогой, – донесся до Головацкого словно откуда-то издалека голос Звонарева. – Я понимаю, что смерть – крайне неприятная штука. Особенно смерть мучительная, которая вас, Матвей Евграфович, и ожидает. Но нужно быть мужественным. Нужно смириться.