Перед последним уроком в наш класс влетел Алешка. Весь какой-то встревоженный и растерянный.
– Дим! Светика арестовали!
Мы все так и ахнули.
Выяснилось: никто его не арестовывал, просто Любаша отвела его к директору.
Вот это новость! Светик в нашей школе самый послушный и тихий ученик. Чтобы его отвели к директору? Такого быть не может!
– Может! – выпалил Алешка. – Любаша сказала, что это он деньги украл!
Любаша – это учительница в Алешкином классе. Она носит на голове высокую прическу и ходит в туфлях на высоких каблуках, высоко задрав носик. Но все равно, когда ее окружают в классе ученики, обнаружить среди них Любашу трудновато. Разве что по голосу. Он у нее командирский. Звонкий, четкий и решительный. Такой же, как и стук ее каблуков по коридору.
Вот под этот стук она и повела Светика к директору.
А в третьем «А» случилось вот что.
Есть там у них один амбал, с соответствующей фамилией Пеньков. Ростом с меня и толщиной с бочку. Здоровенный и очень озорной. Почти хулиган. Все время что-нибудь шкодит. Наверное, будущий Баулин.
У него любимая шутка такая. Он обычно входит в класс последним, когда все ученики уже стоят возле своих парт в ожидании Любаши. И этот Пеньков изо всех сил толкает ближайшего ученика. Тот падает и сшибает следующего. И так далее. Весь ряд валится как косточки домино.
А последняя парта – Светика. Он и упал последним. Из его рук выпала книга, а из книги – сложенный в несколько раз тетрадный листочек. Когда вошла Любаша, все уже стояли на ногах, только Светик пыхтел под партой и вылавливал свою книгу «Таинственный остров».
– Святослав! – строго сказала Любаша. – Что у тебя там такое? – Она прошагала к нему через весь класс и подняла листочек. Развернула, внимательно и долго смотрела на него и вдруг ахнула и покраснела. А потом побледнела и взглянула на Светика. И сказала упавшим голосом:
– Вот от тебя я этого не ожидала! – И столько было обиды и горечи в ее голосе, что Светик весь съежился, еще меньше стал.
– Я не нарочно, – пролепетал он.
Любаша открыла рот, но сразу ничего не смогла сказать. Только зубами щелкнула. Открыла еще раз и, запинаясь, проговорила:
– Как это не нарочно? Разве можно украсть деньги случайно? Ты бы лучше не врал!
Светик вскинул голову. И за стеклами его очков сверкнула то ли слезка, то ли гордость:
– Я никогда не вру!
– Пошли к директору! – И Любаша, сжимая в одной руке бумажку, а другой вцепившись в Светика, зацокала каблучками на второй этаж.
Наш Алешка опомнился первым и тут же помчался в кладовку на третьем этаже. Там у нас был секретный наблюдательный пункт. Когда-то в школе меняли трубы и проводку, и в кладовке на третьем этаже осталась в полу приличная дырка. Строители собирались ее заделать, но только заткнули комком пакли и забыли про нее. В общем, дырка как дырка. Но с одним великим достоинством. Она находилась в потолке директорского кабинета. Почти над его столом. И когда нам нужно было разведать в учительской что-нибудь секретное, мы вытаскивали паклю и беззастенчиво подглядывали за педагогами. Рядом с дыркой, кстати, давно уже прижился старенький театральный бинокль. С его помощью можно было свободно читать записи и отметки в раскрытом журнале.
Про эту дырку знала вся школа. Кроме учителей, конечно.
Алешка влетел в кладовку, заперся и выдернул затычку из дырки.
Директор сосредоточенно что-то писал, наверное, очередной приказ «по вверенному ему подразделению».
Тут распахнулась дверь, в кабинет ворвалась Любаша, за ней на буксире Светик, с очками, повисшими на одной дужке на одном ухе.
– Вот! – Любаша шлепнула на стол директора листок. – Вор!
Директор скинул очки – он без них лучше видел – и взял в руки листок.
– Ну и что? Ничего не понимаю. Он эту бумажку украл? У вас?
– Бумажка! – фыркнула Любаша. – Это схема! Бандитская!
Алешке глаза директора не были видны – только его круто стриженный затылок, а вот у Светика глаза сделались размером с блюдечки.
– Это закладка, – сказал он. – Она в книге была.
– Семен Михайлович! – Любаша заломила руки. – Как мне жить дальше? Ведь Святослав – самый честный ученик в школе! И совершил такой поступок. Что же ждать от остальных?
Бумажка лежала перед директором. Алешка, не поворачивая головы, нащупал бинокль, поднес его к глазам.
Действительно, на тетрадочном листе в какую-то странную двойную линеечку была набросана какая-то схема, местами подписанная какими-то буквами. «Чд», «Ня» – разобрал Алешка. А больше он ничего не разобрал. Какие-то решеточки, стрелочки, квадратики… Даже кораблик какой-то.
Семен Михайлович повертел листок, посмотрел, склонив голову.
– Похоже на схему обороны второго взвода мотопехоты.
– Какая оборона? – взвизгнула Любаша. – Это схема нашей школы! Это путь к вашему сейфу! Неужели непонятно? Вот же написано: «Вх» – значит, вход. «Уч» – учительская. Вот стрелка к вашему кабинету. Так и написано: «Кд» – кабинет директора!
Семен Михалыч поскреб макушку.
– А «Чд» – это что? Чемодан?
– Конечно! Вы умница, Семен Михайлович. Чемодан с деньгами. Он!.. – Любаша чуть ли не в лоб Светика пальцем ткнула. – Он эту схему для какого-то жулика нарисовал!
Алешка мне потом рассказал, что схема напоминала план нашей школы. С дорожкой к сейфу директора.
– Вот что. – Семен Михалыч тяжело поднялся. – Вот что, Любаша… извините, Любовь Михайловна, не звоните по всей школе о вашей гениальной догадке. Я сам во всем разберусь. Идите в класс. А ты, Святослав, останься. Садись-ка вот здесь, поговорим. Как мужчина с мужчиной. Как рядовой с генералом.
Любаша ушла. Светик присел на краешек стула, вернул очки на место.
– Слушай сюда. Что за бумажка? Откуда она у тебя? Только не ври.
– Я никогда не вру, – упрямо повторил худенький и маленький Светик. – Я не знаю, что это такое.
– Впервые видишь? – усмехнулся директор.
Светик кивнул. И тут же поправился:
– Бумажку эту я видел. Но не разворачивал. Закладка. Она в книге была.
Семен Михалыч вздохнул:
– Когда я начинал служить в армии – это было очень давно, – наш старшина Канарейкин говорил: «Врать – так уж честно». – Загнул, однако, Семен Михалыч. Как это – честно врать? Говорить лживую правду, что ли? Или правдивую ложь? – Ты это рисовал?
– Нет.
– Для кого?
– Ни для кого.
– Иди в класс.