Свирельников оторвался от бланка и еще раз незаметно взглянул на следовательницу, которая что-то писала, мило склонив голову к плечу. И Михаила Дмитриевича вдруг посетила похмельно глубинная мысль о том, что всякая дама (за исключением, конечно, утренних профессионалок), даже вот эта Елена Николаевна, в волнующем смысле является женщиной для весьма ограниченного числа мужчин, знавших ее в бесстыдной разверстости. А для всех остальных она лишь некое женоподобное, но бесполое, в общем-то, существо, вроде манекена с целлулоидным бюстом и таким же пластмассовым, непроницаемым лоном. Нет, не манекен, а скорее мимолетная статистка. Собственно, все люди делятся на статистов и участников твоей жизни. Светка — участница. Тоня раньше была участницей, а теперь стала статисткой.
Михаил Дмитриевич неожиданно встретился со строгим взором следовательницы:
— Пишите скорее, у меня мало времени!
Ага! А вот сейчас эта статистка возьмет да и отправит героя-любовника на нары. Каково? Удивительная ситуация: дама, которая, возможно, этой ночью, обливаясь потом, билась в объятиях неведомого самца, способна поутру, придя на работу, посадить в тюрьму другого мужчину. Ведь он, Свирельников, для нее тоже статист. Но почему одним женщинам так и суждено остаться статистками твоей жизни, а другим на ночь или на годы суждено стать близкими? Почему он тогда пошел провожать Тоню? Лишь потому, что напомнила ему Надю Изгубину? Почему ему влетела в голову нелепая мысль нанять Светку, чтобы следить за Аленой? Почему? Все совершается где-то там, наверху, помимо нас, в предвечности… В передней у Вечности! Здорово! Передняя Вечности! А можно ли, например, усилием воли и глумливой изобретательностью изменить это предназначение? Вот, например, выйти отсюда, купить букет и дождаться, когда в шесть часов из ворот покажется эта самая Елена Николаевна, подбежать, наплести, что влюблен в нее с самого первого взгляда. Не поверит? А почему? Старая уже? Ну и что! Ведь свою несвежую плоть мы, в сущности, воспринимаем как пропахшую потом, запачканную сорочку с залохматившимися манжетами, под которой прежнее, юное, упругое тело. И влюбляемся, влечемся, вожделеем мы не грязными своими сорочками, а тем, что под ними! Допустим, эта Елена Николаевна — верная жена или подруга, возможно, она любит своего мужа или кого-то там еще, но всегда можно изобразить куда более гигантскую страсть, а женщины на бессмысленную огромность любви так же падки, как диктаторы на циклопическую архитектуру…
Говорил же замполит Агариков: «Это баба думает маткой, а ты офицер и должен думать мозгой!»
Так вот, если бороться, страдать, преследовать, ночевать под ее окнами на лавочке, писать стихи… Ну, в общем, совершать все те нелепости, которые так нравятся женщинам, то в конце концов она обессиленно отдаст Михаилу Дмитриевичу свою в общем-то совершенно не нужную ему плоть, а потом будет нежно гладить по голове и с материнской беззаветностью смотреть на него, прислушиваясь, как остывает в чреслах молния сладострастья…
— Вы о чем думаете? — строго спросила следовательница.
— Вспоминаю… — краснея, пробормотал Свирельников.
— Так мы с вами никогда не закончим! Давайте сюда листок! Вы рассказывайте, а я с ваших слов запишу.
Директор «Сантехуюта» покорно отдал бланк, сосредоточился и принялся осторожным голосом излагать обыкновенную историю невозвращенного кредита, впадая в некий подследственный стиль с выражениями вроде: «вышеупомянутый банк», «поскольку-постольку», «в результате чего», «впоследствии убитый неизвестными злоумышленниками», «согласно законодательной базе»…
Когда он замолчал, следовательница оторвалась от записей, посмотрела внимательно на Свирельникова и спросила:
— Гражданин Веселкин имел какое-то отношение к кредиту?
— Да, мы тогда вместе работали…
— А теперь?
— У него своя фирма…
— Враждебных отношений, личной неприязни между вами не было?
— Были некоторые противоречия…
— Конфликт интересов?
— Вроде того. Но теперь мы друзья…
— Даже так?
— Да, именно так, — подтвердил Михаил Дмитриевич и попытался себе представить, как она отреагирует, если ей рассказать, что вечор он братался с Вовико при помощи двух путан.
— Ответственность за дачу ложных показаний, думаю, вам разъяснять не надо?
— Обижаете, Елена Николаевна!
— Прочитайте! Если все правильно, тогда как обычно: «С моих слов записано верно». И подпись.
Михаил Дмитриевич внимательно просмотрел текст и заметил, что следовательница в явных неладах с пунктуацией: придаточные предложения она еще кое-как выделяла запятыми, а союзных не видела в упор. Удостоверившись, что все изложено точно, он поставил автограф.
— Давайте повестку, я отмечу! — строго сказала Елена Николаевна.
— Значит, «Сантех-глобал» вас больше не интересует? — протягивая бумажку, аккуратно спросил Свирельников.
— А вам есть что сообщить следствию? — даже не глядя в его сторону, отозвалась она.
— Мне показалось, что теперь вас интересует только тот кредит.
— Вам показалось. У вас есть что-то новое про «Сантех-глобал»? — Следовательница взяла из стопки и положила перед собой чистый бланк допроса.
— Я должен подумать.
— Думайте скорее! Неужели вы еще не поняли, что нас интересует? — сердито предупредила она. — До свидания!
Выйдя из кабинета, Свирельников увидел дожидавшегося у дверей человека и узнал в нем предпринимателя, с которым когда-то познакомился на пикнике у невинно убиенного Горчакова. («Ага, значит, глубоко копают!») Тот тоже узнал Михаила Дмитриевича, но виду не подал. Не то место! Так английские джентльмены, встретив в общественном туалете близкого друга, ни единым движением не выдают своих чувств. Они невозмутимо застегиваются, выходят из сортира и лишь потом бросаются друг другу на шею.
«„Думайте скорее!“ — вот ключевая фраза! — размышлял он, шагая по шуршащим газетным листам (ими за полчаса успели выстелить весь коридор). — Ну, конечно, они давят, чтобы получить компромат на Толкачика. Для этого и выкопали историю с Горчаком. Стоп! И слежку для этого же организовали! Нарочно такую, чтобы сразу заметил и испугался. Тогда все понятно! А когда понятно, тогда не страшно. Неприятно, но уже не страшно…»
Михаил Дмитриевич вышел из подъезда на улицу, достал «золотой» мобильник, включил, поймал в панельку солнце и пустил зайчика по окнам управления. Тут же раздался звонок.
— Аллеу! Ну как — узнал?
— Что именно? — радостно не понял Свирельников.
— Откуда были девочки? Хотя бы номер телефона.
— Отбой! Девочки тут ни при чем.
— Это еще неизвестно.
— Известно. Меня спрашивали про Горчакова и про кредит!
— Так его же давно…
— Не важно. Они хотят, чтобы я заложил «Сантех-глобал».