— А-а, «Лука Мудищев»! — понимающе засмеялся следователь с холодной головой и горячим сердцем. — Тогда другое дело!
В общем, Синякина отпустили, посоветовав больше не писать ничего подобного. На том бы дело и кончилось, но генерал Паутинников, не чуждый изящной словесности, отнес срамную рукопись домой и показал своему сыну, тридцатипятилетнему кайфолову, работавшему в Институте мировой литературы, сочинявшему верлибры и даже помарывавшему абсурдистскую прозу. Тот прочитал, пришел в восторг, сделал ксерокс и пустил по рукам друзей — таких же благоустроенных бездельников. В итоге роман без ведома автора опубликовали в подпольном альманахе «Подземка». Издание оказалось на Западе и получило высокую оценку тамошних интеллектуалов в штатском. Особенно понравился «Горизонт под ногами», объявленный «настоящим прорывом в постмодернистскую инверсию советского архетипа». Синякина снова вызвали на Лубянку, но в стране началась Перестройка, и за отважного потрясателя основ вступилось все прогрессивное человечество, включая президента международного Пен-клуба Генриха Белля. Органы, к тому времени сами пораженные новым мышлением, от скандального автора отстали, даже извинились. И он получил свою первую литературную премию «За эстетическую непримиримость», имени Джойса.
Однако в тот вечер Петька ничего такого предвидеть не мог, а просто шел домой, расстроенный неудачным обсуждением. И когда незнакомая девушка вдруг предложила ему пойти на «Мастера и Маргариту», сердито ответил, что вообще-то не разделяет всеобщего ажиотажа вокруг этого довольно посредственного и путаного булгаковского романа, но из чистого любопытства, пожалуй, посмотрел бы, чего там понагородил на сцене этот Мейерхольд для бедных. А узнав позже, что вовлекают его в дело небезопасное, смыться уже постеснялся и на всякий случай позвонил Свирельникову. И вовремя, потому что вскоре воротились настоящие дежурные — здоровый и маленький, от которых пахло пивом. Как позже выяснилось, успокоенные морозом и тем, что давно уж никто не посягал на их монополию, они отъехали на часок в бар на Марксистской.
— Вы кто? — с искренним удивлением спросил здоровый.
— Мы ведем список! — храбро сообщила Тоня.
— Это мы ведем список, — объяснил маленький и достал из-под куртки тетрадку.
— Когда мы пришли, здесь никого не было. Можем вас записать…
— Я тебе сейчас запишу! — пригрозил маленький.
— Попробуй! — предложил Синякин.
— Здоровый, что ли? — поинтересовался здоровый.
— Попробуй — узнаешь! — пообещал Петька.
— И пробовать нечего! — оскалился здоровый.
— Как ваши фамилии? — строго спросила Нинка.
— Это зачем?
— Запишу. Завтра на перекличку придете! — с участливой издевкой объяснила она.
— Ну вот что, деловые, считаю до трех! — предупредил здоровый, наступая на Петьку, а маленький тем временем начал заходить писателю за спину…
В этот самый момент появилась подмога, и «стеганые» смылись. Но через полчаса «мафия» вернулась, пополненная, — семь человек. Они обступили самочинных списочников и явно готовились к насилию, несмотря на угрожающую развязность Веселкина. Тогда подружки завизжали так громко, что милиционер, дежуривший в метро, вышел из тепла на мороз и внимательно посмотрел в их сторону. По тем временам этого оказалось достаточно.
— Замолчи! — зашипел здоровый.
— Не замолчим! — ответила Тоня.
— Давай один на один! Без всяких-яких! — расхорохорился Вовико.
— Да пошел ты! Надо звонить Млечникову.
— Может, не надо? — жалобно спросил маленький.
— Надо.
— Да, надо…
И, взяв у соратников две копейки, «стеганый» недомерок побежал к телефонным будкам.
— Зря вы это, ребята! — примирительно сказал кто-то из вновь прибывших. — Ничего у вас тут не получится!
— Почему это?
— Потому что мы здесь работаем.
— Ах, вы артисты?! — съязвила Тоня. — Вы, наверное, Смехов? А вы Филатов?
— Заткнись!
— Ты как с девушкой разговариваешь, козел? — Свирельников схватил обидчика за грудки, а Петька — за шиворот.
— Кто козел?
Вовико тем временем встал в каратэшную, как он полагал, стойку.
— Каратист, что ли? — спросил угрюмый парень, не проронивший до этого ни слова.
— Черный пояс! — бодро соврал Веселкин.
— Сейчас проверим! — Молчаливый тоже принял стойку. Сразу, конечно, стало очевидным, кто из двоих каратист, а кто фуфлогон. Вовико это тоже почувствовал, и его глаза трусовато забегали.
— Кончайте! — крикнул, подбегая, маленький. — Млечников сказал: до его приезда ничего не предпринимать!
Услышав эту фамилию, «стеганые» сразу посерьезнели и прекратили наступательные действия.
— Как вам не стыдно! — осмелев, возвысила голос Нинка. — Вы не имеете права! Из-за вас никто в театр не может попасть!
— Ты еще им объясни, что искусство принадлежит народу! — тихо и ехидно подсказал Петька.
— А кому же еще? — удивилась Тоня.
Но у «мафии» была своя логика. Они стали объяснять, что билетов на всех все равно не хватит, что «Таганка» одна, а желающих много, что, пока они тут не закрепились, возле театра творился форменный содом, и в связи с этим администрация им даже благодарна!
— Ага, грамоты вам надо выдать!
— Может, вы еще и засраки?!
— А чего ты обзываешься?
— Тупой! «Засрак» — это заслуженный работник культуры.
Пока они так препирались, возле них остановился новый четыреста восьмой «Москвич», из которого вышел маленький рыжий парень в очках. Лицом, веснушчатым и серьезным, он напоминал отличника из какого-нибудь фильма студии Горького. На нем была настоящая «аляска», ярко-синие фирменные джинсы, а на ногах (это Свирельников хорошо запомнил), несмотря на зиму, — белые адидасовские кроссовки. Млечников приблизился и несколько мгновений молча разглядывал возмутителей спокойствия. «Стеганые» тем временем каким-то непроизвольно покорным движением выстроились почти в военную шеренгу. Повернувшись к подчиненным, он тихо спросил:
— Кто дежурил?
— Мы… — вперед виновато выдвинулись здоровый и маленький. — Мы только на десять минут отошли…
— На полтора часа! — наябедничала Тоня. — А мы увидели, что никого нет, и завели список. Мы имели право! Никого же не было… Мы имели право…
— К вам никаких претензий! — улыбнулся Млечников, и от этой усмешки лицо его сделалось почему-то жестоким и опасным. — А вы… — Он обернулся к проштрафившимся. — Сдайте список!
Они покорно отдали тетрадку и спрятались за спины других «стеганых».
— Значит, такое предложение, — продолжил Млечников. — Мои люди возобновляют дежурство, а вы… за находчивость… получаете пять билетов на «Мастера». Договорились?