– Сам веди! – огрызнулась она.
– Да они как с цепи сорвались! – с возмущением повернулся к секретарю парткома Головко.
– Комсомол! – уважительно усмехнулся Лешутин.
Собрание закончилось, и разгоряченные комсомольцы нехотя разошлись. В зале остались только заводские руководители, Шумилин и новый комитет ВЛКСМ, в котором начисто отсутствовал согласованный во всех инстанциях Ноздряков, но зато наличествовал красноречивый наладчик, сам не ожидавший такого оборота; от изумления он прочно замолчал – тем более что ребята предлагали в секретари именно его. Но лидера так и не выбрали, Головко решительно заявил: кандидатуру сначала необходимо обговорить с директором.
Когда стали прощаться, первому секретарю, словно заезжей знаменитости, вручили гвоздики, украшавшие стол президиума, но он тут же передарил букет засмущавшейся Вале Нефедьевой.
У самой проходной его догнал Цимбалюк.
– Николай Петрович! – задыхаясь, проговорил он. – Цветы забыл! Просили передать…
– Со второй попытки, значит… Мне их уже один раз вручали.
– Я не видел. Я Ноздрякова успокаивал.
– Переживает?
– Не понимает!
– А ты сам-то понимаешь?
– Естественно. Нужно было Бареева заранее в список выступающих включить.
– Вот так, да? Или просто не будить.
Цимбалюк вдумчиво улыбнулся, показывая, что юмор начальства оценен, и поинтересовался:
– А кто будет секретарем? В кадровом резерве у нас Нефедьева.
– Народ хочет Бареева.
– Головко никогда не согласится!
– Слава богу, Витя, не все в жизни зависит от Головко. А Бареев эту заводскую комсомолию расшевелит! И Лешутин – я чувствую – за него! Хотя, конечно, незапланированная смена – маленькое, но ЧП…
– Николай Петрович, а не много ли у нас ЧП?
– Для спокойной жизни многовато, но ведь покой нам только снится! А?
– Естественно! – согласился инструктор, которому покой был прекрасно знаком не только по сновидениям.
Отпустив Цимбалюка домой и обнаружив, что в райком возвращаться уже поздно, первый секретарь стал медленно пробираться сквозь вечернюю уличную толчею, ощущая то беспокойное недоумение, какое нападает на очень занятых людей в минуты внезапной праздности. «Ну, что ж, если заняться нечем, – постепенно определился Шумилин, – займемся здоровьем». Нужно было все-таки разобраться с этой непонятной хандрой, появившейся после спасения на водах.
Нависая над остановкой, большие квадратные часы показывали одной стороной циферблата 19.41, а другой – 19.58. «Очень удобное место для свиданий!» – решил Шумилин и, запихнув цветы в «дипломат», втиснулся в троллейбус. Пристроив кейс между поручнем и задним стеклом, стоя, разглядывал автомобили, обгонявшие его электрический дилижанс; снаружи пошел редкий дождь, и «дворники» вылизывали на ветровых стеклах удивленные полукружия.
Люди обычно не любят ходить по больницам или размышлять о разных недугах: кому же охота вспоминать, что сделаны мы из весьма непрочного и недолговечного материала. Первый секретарь, направляясь в поликлинику, думал совсем о другом.
…С Таней он познакомился полгода назад. Однажды днем она позвонила в дверь его квартиры, решительно вошла, сбросила ему на руки пальто, одернула стянутый в талии белый халат и спросила: «Где больной?» А узнав, что пациент перед ней, удивленно пожала плечами: мол, если вы такой галантный, могли бы и сами прийти на прием.
– Ложитесь. Я вымою руки, – распорядилась она. – Где ванная?
Но Шумилин при виде молодой светловолосой докторши, пришедшей по вызову вместо старенькой Фриды Семеновны и смотревшей на него строгими темными глазами, молча показал куда-то в сторону кухни. Гостья пожала плечами и сама направилась в ванную, благо в нынешних квартирах не заблудишься.
Больной улегся на диван, а врач, с интересом скользнув по корешкам секретарской библиотеки, приставила холодный стетоскоп, сосредоточенно сжала губы и принялась выслушивать, что же случилось с материально-технической базой этого рассеянного мужчины. Когда диагноз – ОРЗ – был поставлен и она стала выписывать рецепты, Шумилин обратил внимание: обручальное кольцо у нее на левой руке. «Или заранее купила (так делают), или в разводе!» – определил он.
– Где вы работаете? – спросила докторша, заполняя больничный лист.
– В Краснопролетарском райкоме комсомола.
– Кем? – с чуть заметной иронией уточнила она.
– Секретарем…
Еще начиная свою общественную деятельность, Шумилин заметил: люди так называемых жизненно важных профессий, медики, к примеру, на комсомольских работников часто смотрят как-то свысока: мол, взрослые люди, а несерьезными вещами занимаетесь! Другое дело мы: держим человеческую жизнь на кончике шприца!
Закончив писать, врач резко встала, еще раз одернула халат, надетый поверх джинсов и черного свитера, коротко объяснила, как нужно принимать лекарства, и посоветовала меньше ходить. Но больной тем не менее поплелся провожать и, подавая в прихожей пальто, наконец решился:
– Простите, а что с Фридой Семеновной?
– Фрида Семеновна на пенсии. Теперь у вас буду я.
– Вот так, да? А как вас зовут?
– Зовут меня Татьяна Андреевна Хромова. До свидания, выздоравливайте…
И она ушла, оставив в квартире будоражащие флюиды красивой и уверенной в себе женщины, а Шумилин вздохнул, порылся на полках и, завалившись, как предписано, в постель, стал перечитывать ахматовский «Вечер».
Через неделю, собираясь в поликлинику выписываться, он так долго выбирал галстук, что Галя (они тогда доживали вместе последние дни) хмыкнула и сказала: настоящий мужчина нравится женщине и без галстука, но раз дело зашло так далеко, то за появившуюся у него пассию муж должен, во-первых, приклеить отломанную ножку к детскому столику, во-вторых, посадить на раствор отвалившуюся в ванной плитку, в-третьих, выдать сумму на приобретение французских духов. «Это программа-минимум, над программой максимум я подумаю», – пообещала она. Как многие люди, не обладающие проницательностью, Галя имела талант предвидения.
Однако галстук не помог.
Татьяна Андреевна узнала пациента, дружелюбно поздоровалась, привычно осмотрела и несколькими росчерками пера вернула его к активной трудовой деятельности. Шумилин вышел из ее кабинета с закрытым бюллетенем в руках и чувством незавершенности в душе. Направляясь домой, он еще строил хитроумные планы продолжения знакомства, но на следующий день приступил к работе, завертелся – и образ нового участкового врача переселился в ту область памяти, которая ведает приятными мимолетными встречами.