– Додж…
– Подумай еще раз, красавица. Я ведь избил твоего жениха, помнишь?
– Ты не в себе, Додж.
– Очень даже в себе, – он ухмыльнулся. – Именно такой я и есть на самом деле, Кэролайн. – Он ударил себя кулаком в грудь. – Посмотри как следует. Перед тобой настоящий Додж Хэнли собственной персоной.
Додж чувствовал, как стучит в висках и в затылке дурная кровь. Он знал, что глаза его сверкают от гнева, а говоря, он брызжет слюной. Он напоминал себе своего отца. Но даже зная все это, Додж не мог удержаться, чтобы не сказать то, что кричал в таких случаях старый придурок:
– Оставь меня в покое, черт побери!
Кэролайн с непоколебимым спокойствием обошла вокруг Доджа и покинула комнату.
Теперь, когда рядом не было никого, на кого можно было бы направить свой гнев, Додж упал на стул, уронил голову на сложенные на столе руки и рыдал до тех пор, пока не засаднило горло.
Он так и просидел до рассвета, охваченный горем и преисполненный ненавистью к себе.
Поняв, что уже встало солнце, Додж зашевелился. Он снял ботинки и на цыпочках пошел через весь дом к ванной, где умылся холодной водой. Рубашка Доджа вылезла из брюк, волосы стояли дыбом, на подбородке красовалась щетина. Выглядел он как бандит в бегах, за которым охотились не менее недели, но Додж так устал и телом и душой, что у него не было сил привести себя в порядок.
Выйдя из ванной, Додж первым делом посмотрел через коридор в сторону спальни. Дверь была приоткрыта. Совсем немного, без намека на приглашение, но примечателен был тот факт, что Кэролайн не заперлась от него, хотя, после того как он вел себя, она имела на это полное право.
Додж подошел к двери и распахнул ее настежь. Громкий скрип петель не разбудил Кэролайн. Потому что она не спала. Додж почувствовал это, несмотря на то что девушка лежала спиной к двери, подтянув колени к подбородку. Кэролайн лежала поверх покрывала и была полностью одета, не считая обуви. Подушечки ее пальцев выделялись белыми точками на фоне изящных стоп.
При виде девушки вся злость, испытываемая накануне Доджем, куда-то улетучилась, и внутри осталась только зияющая пустота.
Додж подошел к кровати и лег рядом с Кэролайн, но не касаясь ее. Он ожидал, что Кэролайн скажет ему убираться вон. Скажет, что не хочет больше ни видеть, ни слышать его, ни чувствовать его запах. Но ничего такого не произошло. Кэролайн просто тихо лежала рядом, и это молчаливое признание его права на присутствие придало Доджу смелости заговорить.
– Я был не прав прошлой ночью, – Додж старался говорить шепотом, но у него не очень получалось. Голос все равно звучал слишком громко. – Я был не прав вчера, когда сказал, что ты ничего не можешь сделать, чтобы мне помочь. Кое-что в твоих силах.
– Что же это? – голос Кэролайн приглушала лежащая под ее щекой подушка.
– Ты уже делаешь это.
– Я пока ничего не делаю.
– Делаешь. Ты… ты просто есть. – Додж подвинулся чуть ближе к Кэролайн и спрятал лицо в ее волосах.
– Просто есть? – переспросила Кэролайн.
– Да. И этого достаточно. Вернее, это очень много.
Кэролайн медленно перевернулась, и они оказались лицом к лицу. Она не сердилась на Доджа за то, что он прижался к ее волосам, как он того опасался. В ее взгляде не было упрека. Только нежность.
– Мне жаль, что я слетел с катушек, – он с отвращением вздрогнул, вспоминая свое поведение. – Это еще мягко сказано. Я совсем обалдел вчера…
– Ты был расстроен.
– Да, был. Я и сейчас расстроен. Но это не извиняет моего поведения. И тот бред, который я нес…
– Я не приняла это близко к сердцу.
– Очень хорошо. Это ведь и не адресовалось тебе лично.
– Я знаю. Я поняла, – выражение лица Кэролайн говорило о том, что так оно и есть.
У Доджа болезненно сжалось горло.
– Как ты думаешь, ты сможешь меня простить?
– Я видела тебя в худшем проявлении – и я все еще здесь.
Додж печально покачал головой.
– Не в худшем, Кэролайн. Далеко не в худшем.
– Я все еще здесь, – тихо повторила Кэролайн.
Глядя в ее спокойные глаза цвета черешни, Додж чувствовал, как трескается жесткая оболочка, покрывавшая его сердце, огрубевшее после смерти матери, которая его любила, закаленное стычками с отцом, который его не любил, и почти превратившееся в камень от ежедневного созерцания проявлений человеческой жестокости.
Но это зачерствелое сердце не могло оставаться каменным, когда Кэролайн Кинг смотрела на Доджа вот так. Камень пошел трещинами, через которые хлынули внутрь ее нежность и доброта.
Додж чуть не задохнулся от нахлынувшего желания.
– Кэролайн… – Он запнулся, с шумом вдохнул воздух и попробовал начать снова: – Кэролайн, всего несколько недель назад ты была помолвлена с другим мужчиной. – Он снова замолчал, не находя слов, чтобы выразить свои мысли. – Я совсем запутался, черт побери! Я пытаюсь сказать…
– Я поняла, что ты пытаешься сказать, Додж, – ее шепот, в отличие от жалких попыток Доджа говорить потише, был самым настоящим шепотом, звучавшим чуть громче, чем просто дыхание. Шепот этот скорее угадывался по движению воздуха, чем был слышен ухом.
Кэролайн чуть подалась вперед и коснулась губами губ Доджа. Затем она отстранилась, шаря глазами по его лицу, такому далекому от классических канонов красоты. Никогда до этого момента Доджа не волновала собственная внешность. А сейчас он мучительно соображал, есть ли на его несимметричной физиономии хоть что-то, что могло бы показаться Кэролайн привлекательным.
Кэролайн подняла руку, и Додж почувствовал, как ее пальцы, нежные, как лепестки, касаются его небритой щеки и подбородка. Затем она снова подалась вперед и прижалась губами к его губам. И на этот раз уже больше не отстранялась.
Додж издал звук, который, будь он сам женщиной, напугал бы его до смерти. Один из тех звуков, которые можно услышать в темном сердце джунглей. Но Кэролайн и бровью не повела. Губы ее вдруг стали мягче и раскрылись навстречу языку Доджа. И несколько секунд спустя он забыл, как это – целовать другую женщину. Потому что он целовал Кэролайн. Слово «поцелуй» приобретало совершенно новое, неожиданное для Доджа значение. Теперь поцелуй был для него актом любви, соединения не только тел, но и душ.
Но самым большим чудом было то, что Кэролайн отвечала на его поцелуй с такой страстью и дерзостью, от которых восторг его был во много раз сильнее. Это Кэролайн первой оставила его губы и стала целовать в другие места. Она расстегнула ворот рубашки Доджа, и губы ее заскользили по его шее. И Додж решил, что раз она сделала это, то не рассердится, если его руки скользнут под ее рубашку, чтобы почувствовать, какая нежная у нее кожа. Кэролайн не возражала. Додж провел рукой по ее тонкому позвоночнику и прижал даже не думавшую сопротивляться девушку к себе. Тела их соприкасались все теснее, оба чувствовали нараставшее возбуждение друг друга.