– Совпадение действительно очень странное, – согласился Шаман. – Как только я с ним повстречаюсь, то обязательно спрошу его об этом.
– Конечно, Костылю незачем было убивать собственноручно, для этого он мог нанять людей.
– Ты чего-то знаешь и недоговариваешь? – зло спросил Шаман. – Послушай, Святой, я не люблю играть втемную, выкладывай все, что знаешь!
Неожиданно на дорогу выскочила болонка. С истошным лаем, смешно подбрасывая задние лапы, она с отрешенностью смертницы бросалась прямо под колеса большегрузных автомобилей и, не догнав, возвращалась к обочине, чтобы вновь побежать за следующей громыхающей машиной. Проявив расторопность, Шаман вырулил, оставив злющую собаку позади, и, заняв левую полосу, чуть ли не задевая крылом встречный транспорт, заторопился на обгон.
Святой хмыкнул:
– Я вижу, что мои разговоры действуют на тебя очень возбуждающе. Давай припаркуйся, и я тебе расскажу все, что знаю.
– Договорились.
Отыскав брешь в плотном потоке транспорта, машина юркнула вправо и уверенно прижалась к бордюру.
– Ну так чего ты там еще знаешь? – откинулся на спинку кресла Баскаков.
В салоне было душно. Святого всегда раздражала привычка Шамана разъезжать с задраенными стеклами. Единственное, что он позволял себе, так это чуть приоткрыть стекло со стороны пассажира. И тонкая струйка воздуха неприятно лохматила макушку. Сам Герасим разъезжал по-иному: полностью опустив стекла, выставлял локоть наружу. Получалось немного по-мальчишески, но мощный поток воздуха позволял прочувствовать скорость и впрыскивал в кровь нужную дозу адреналина.
– Тебе известно, как убили Липу?
– Знаю, что зарезали ножом. Больше ничего. Я даже на похоронах не мог быть. В то время в чалкиной деревне отлеживался. Позже расспрашивал у своих, но там тоже никто ничего толком не знает.
– Я тебе никогда не рассказывал, что у меня с Фомичевым тоже были кое-какие разногласия?
– Не припоминаю. Ты разве с ним знаком? – насторожился Шаман. Разговор получался интересным. Святой не относился к конфликтным ворам и даже самый крутой разговор стремился перевести в мирное русло.
– Тогда я только откинулся. Братва, конечно, меня не бросила, снабдила чем нужно. Предоставила квартиру, машину. А я тогда очень жаден был до жизни. Хотел наверстать упущенное, тратил деньги на баб, играл в казино. В общем, скоро деньги у меня ушли. Позже я узнал, что в одном катране, недалеко от Измайлова, собираются очень крупные игроки. На банке бывает по сто тысяч баксов. Ну я захотел протиснуться туда. Это оказалось делом непростым: там собиралась очень респектабельная публика. Это и владельцы казино, парочка коллекционеров предметов искусств, приехавших откуда-то из Америки, хозяева гостиниц, несколько нефтяных генералов, с пяток олигархов, шулеры самого высокого уровня. Попасть туда мне все же удалось, собрал несколько серьезных рекомендаций, и дверь передо мной открылась. В той компании вертелся и Костыль. До этого я о нем только слышал. Там он был за своего и понемногу их пощипывал. Меня он воспринял ревниво, как еще одного конкурента. Но это он напрасно… Там вращались такие огромные деньги, что их хватило бы на сотню таких, как мы. Публика там была интеллектуальная, но предпочитала играть в простые игры, где и думать-то особенно не нужно было. Особым спросом пользовалась свара. И, конечно, с нашим тюремным багажом мы чувствовали себя в этом катране в своей тарелке. Так получилось, что однажды в игре мы остались с ним вдвоем, а на банке сто пятьдесят тысяч «зеленых». У Костыля глаза полыхают, хотя, надо признать, держится хорошо, я тоже разнервничался. Честно говоря, не часто приходится вживую такие деньги видеть. А тут и карманов не хватит, чтобы их распихать. И вдруг смотрю, из рукава у него уголок торчит, я за него потянул, а там туз бубновый.
– Да, – протянул Шаман, осознав. – Такие деньги были, что его можно понять.
– Пускай бы лохов щипал, но не на меня же переть. Эти деньги мы должны были разделить с ним миром. А он этого не захотел.
– Тоже верно, – покорно согласился Шаман, поглядывая в окно. Несмотря на серьезный разговор, его продолжали занимать красивые женские ноги. – И что потом?
– Хотели его убить. Один из тамошних уже поднял телефон. Хотел, чтобы вывезли Костыля куда-нибудь подальше за город и… Но я уговорил их не делать этого. В Москве он больше не появлялся. Видели его пару раз в Санкт-Петербурге, потом он и оттуда исчез. Так что поводов, чтобы ненавидеть меня, у него было предостаточно. В то время мы с Липой на пару работали, ты же знаешь, в карты он играл не хуже любого каталы, хотя вор был. В Москве он всегда числился своим человеком, состоятельных людей тоже неплохо знал. Так вот, он подгонял клиента, и мы с ним на пару его разделывали. Однажды он мне сказал, что нашел какого-то крупного фраера, хозяина гостиницы. Играть договорились на моей хате. Для этого дела снял я около Олимпийского трехкомнатную квартиру со всей обстановкой – мебель, хрусталь, фарфор, все как полагается. Там прежде еврейчик один жил, да он в Израиль укатил, а квартиру продавать не захотел, вот и давал на съем таким людям, как я. Мы договорились встретиться в шесть, но я пришел на полчаса раньше, Липа должен был находиться уже там. Я открываю дверь своим ключом, прохожу в комнату, а за столом сидит Липа с ножом в животе.
– С чего ты взял, что это сделал именно Паша Фомичев? – помертвелым голосом спросил Шаман.
– А ты слушай дальше. Подхожу я поближе, а ножичек-то знакомый, с откидным лезвием. А на рукоятке крест колючей проволокой опутан.
– Ерш?
– Он самый, – согласился Святой.
Ерш был «мясником», профессиональным. И на зонах, где приходилось отбывать срок за мокрые дела, привлекался смотрящими в качестве обыкновенного чистильщика. Причем свою жертву он убивал обязательно ножом, изготовленным собственноручно, как правило, оставляя его на месте казни. В Ерше смотрящим импонировало его спокойствие и обстоятельность, прежде чем отправить обреченного в райские кущи, он непременно растолковывал ему, в чем он провинился.
– Вот так да! А может, все-таки не Ерш? Может, кто-то воспользовался его перышком?
Святой отрицательно покачал головой.
– Ты же сам знаешь, что это маловероятно. Ерш никогда и никому не давал, не дарил своих ножей, даже для того, чтобы нарезать хлеб. Они предназначались у него только для одного – чтобы кого-нибудь продырявить! А потом его характерный удар, ты же знаешь, он был левшой и отправлял на тот свет с левой ударом в солнечное сплетение. Так что здесь все точно. Его почерк.
– Но при чем здесь…
– Слушай дальше. Едва я ушел, как в квартиру ворвались омоновцы, задержись я хотя бы на минуту, меня бы повязали. Именно тогда я подумал о провидении. И знаешь, впервые в жизни поставил свечу во спасение. Липа Ерша не знал и встретил его как богатого клиента, а тот, в свою очередь, прекрасно знал, что вторым играющим буду я. Вот поэтому и сделал Липу, чтобы на меня косяк повесить. А про эту квартирку Костылю было известно, ведь я ее через него снимал, когда он еще в тузах ходил. А с Ершом они большие приятели. Улавливаешь?