– Глупо идти в комнату, где кто-то спит, – заметила я. – Вдруг человек проснется, поднимет шум?
– Девушка собиралась орудовать тихо, – пояснил Платонов. – Но ей не повезло. Олеся вошла в помещение, поняла, что попала в гардеробную, хотела уйти, случайно задела полку с обувью, на пол упали туфли. Именно в эту секунду по коридору в туалет брела Светлана. Домработница услышала шум, подумала, что в чулане орудуют мыши, и, нелогично спросив: «Эй, кто там?», начала поворачивать ручку. Девчонка схватила с вешалки старую шубу, накинула ее на голову, распахнула створку и взвыла: «Сейчас укушу тебя!»
Света упала в обморок, Олеся быстро повесила доху на крючок и удрала.
– Она во всем призналась? – спросила я.
– Да. Но сегодня мне предстоит еще один разговор с ней, я не знаю, как его начать, – признался Андрей. – Вчера вечером я беседовал с Антониной Тарасовной и убедил ее рассказать правду. Честно скажу: не думал, что на свете есть информация, способная выбить меня из колеи, насмотрелся и наслушался при своей работе всякого, но рассказ Владыкиной шокировал меня.
Я заерзала в кресле.
– А что она сообщила?
Андрей открыл ящик стола.
– Ну, для начала она рассказала о своем несчастливом браке. Родной отец выдал ее замуж за своего приятеля и протеже, даже не спросив дочкиного согласия. Он думал, что Петр лучшая партия для Тони, той было всего семнадцать лет, и она подчинилась, однако шла в загс не из послушания – девушке понравился жених. Да, тот был намного старше, только разница в возрасте ее не смущала. Петр же никогда не испытывал к супруге романтических чувств, просто очень хотел сына, продолжателя своего дела. Антонина никак не могла забеременеть, родила после тридцати, и не мальчика, а девочку, что еще больше отдалило от нее мужа. Правда, потом он стал воспитывать Иру в нужном ему духе, хотя к супруге своего отношения не изменил. Зато тесть, Николай Сергеевич, был для Петра незыблемым авторитетом. Антонина Тарасовна помнит, как муж пришел однажды домой разъяренный и первый и последний раз был с ней откровенен. Он закричал в бешенстве: «Моя сестра Фанни шлюха! Познакомилась с твоим отцом, спит с ним, родила от него двоих детей! Вот дрянь! Если б мог, убил бы ее!» Только тогда Тоня услышала, что у ее благоверного есть сестра, узнала правду о его семье и о том, как ее собственный папенька сменил Петеру имя, национальность, велел взять фамилию Владыкин.
– Мы с Леоновым все разузнали про родство Бориса и Ларисы с Тигром, а про то, что они еще и родня Антонине Тарасовне, не подумали. Как же так вышло? – растерянно пробормотала я. – Ну да, Николай Николаевич, вдова Петра Германовича, Горниковы единокровные братья и сестры… У них же очень большая разница в возрасте с Антониной Тарасовной!
– Ничего странного в этом нет, – ответил Андрей. – Николай Сергеевич впервые рано стал отцом. С первой женой, родившей ему дочь Тоню, быстро развелся. Потом он еще несколько раз регистрировал брак, но там у него детей не было. Николай появился на свет последним. Несмотря на годы, его отец оставался сексуально активен, вспомним его связь с Фанни. Скончался Николай Сергеевич глубоким старцем. Виола, вы многое узнали, однако в этой истории, – Платонов протянул мне папку, – есть кое-что вам неизвестное. Прочитайте, а потом ответьте, возьметесь помочь мне или нет.
Где-то через полчаса, выпив на нервной почве почти литр воды, я посмотрела на Андрея.
– Ужасно! Как Антонина Тарасовна могла это допустить?
– Там же все объясняется, – пожал плечами Платонов, забирая у меня папку. – Она не имела никакого влияния на дочь, та целиком и полностью находилась под властью беспредельно авторитарного отца.
– И чем я могу помочь вам? – удивилась я.
– В нашем отделе есть психолог, но он мужчина. И прочие мои сотрудники тоже. Учитывая щекотливость ситуации, думаю, правду должна сообщить Олесе женщина.
– Ой, не хочу! – испугалась я. – Пригласите специалиста.
– Уверен, у тебя это получится лучше, – сказал Андрей, неожиданно переходя на «ты». – Пожалуйста, попробуй. Ее сейчас приведут. Я уйду, но услышу весь ваш разговор.
– Ладно, – сдалась я.
– Здрассти, – мрачно произнесла Олеся, усаживаясь в кресло. – Мне сказали, что вы типа тут работаете?
– Основное мое занятие писать детективные романы, – увильнула я от прямого ответа.
– Не читаю барахло, – с вызовом заявила девушка. – В мире много хороших книг, на дрянь времени не хватает.
– Я люблю эклеры, а ты какие пирожные предпочитаешь? – улыбнулась я.
– Картошку. А что? – опешила Олеся.
– Разве она тебе разонравится, если я скажу, что раскрошенные сухари с какао-массой жуткая дрянь? – спросила я.
– Нет. Но так себя вести неприлично, – разозлилась Олеся. – Если чего-то не жрешь, при других помалкивай, может, они эту еду обожают.
– Верно, – согласилась я. – С книгами та же история, что и с пирожными. Одним нравится Арина Виолова, другим Милада Смолякова, а кто-то читает исключительно авторов девятнадцатого века. Давай-ка я тебе расскажу один сюжет. Хочешь послушать?
– А у меня есть альтернатива? – хмыкнула девушка. – Могу отказаться?
– Конечно, можешь, – сказала я, – но тогда не узнаешь самую большую тайну Ирины Петровны Владыкиной, связанную с тобой и Никитой.
– Ну ладно, – смилостивилась Олеся, – валяйте.
Я откашлялась.
– Жила-была девочка Ира. Ее отец, Петр Германович, считал себя гениальным ученым и смог убедить в этом некоторых людей, среди коих оказалась и его дочь. Малышка была единственным ребенком в семье. Петр мечтал о сыне, хотел сделать его своим преемником, но его жена Антонина Тарасовна не смогла второй раз забеременеть, и Владыкин решил заняться обучением девочки. В свою домашнюю лабораторию он привел ее в шесть лет, и детство Иры закончилось. Когда остальные дети играли на улице, Ирочка мыла пробирки и получала от папеньки затрещины за плохие старания. Кое у кого из-за такого поведения отца могло возникнуть стойкое отвращение и к нему, и к науке, которой он занимался, но у Ирины вышло наоборот. Родителя она обожала, преклонялась перед ним, мечтала услышать из его уст похвалу, хотела, чтобы Петр Германович гордился ею. Антонина Тарасовна понимала, что муж ведет себя неправильно, и спорила с ним, а Ире советовала записаться в школьные кружки, общаться со сверстниками. Однако дочка не слушала мать. И вообще терпеть ее не могла, называла клушей, бросала ей в лицо: «Ты не способна оценить великие дела, которыми мы с отцом занимаемся, у тебя не хватает мозгов». В конце концов Антонина Тарасовна сдалась. Она молча готовила еду, убирала комнаты и уходила в свою спальню. Тогда эта странная семья жила в большом доме. В маленьком же коттедже на втором этаже располагалась лаборатория Петра Германовича, а первый был завален книгами и каким-то хламом.
Я посмотрела на Олесю.