У него мелькнуло какое-то неясное воспоминание.
Леня ощупал себя и понял, что он полностью одет. При этом он сделал одно приятное открытие: в боковом кармане куртки оказался электрический фонарик.
Леня вытащил его, включил и посветил вокруг себя.
Он находился в просторном подвале с низким сводчатым потолком.
Тут память постепенно вернулась к нему.
Он вспомнил, как отправился в салон тату «Анаконда», вспомнил, как старик-уборщик направил его к Финляндскому вокзалу, в мастерскую старого китайца Вана…
Он вспомнил, как спустился в подвал возле спортивного магазина, как разговаривал со старым мастером. Вспомнил странный запах, который почувствовал в подвале, вспомнил порошок, который китаец сыпал в пламя свечей… Ну, ясно – от этого-то порошка он и потерял сознание… Под конец Маркиз вспомнил рассказ китайца про татуировки с коронованным скорпионом…
Леня сообразил, что китаец принял его за человека с татуировкой, поэтому и усыпил его своей китайской химией…
Приведя в порядок свои воспоминания, то есть разобравшись в прошлом, Маркиз решил навести порядок в настоящем. Для начала он произвел ревизию собственного организма и с удовлетворением убедился, что он в относительном порядке. То есть слегка кружилась голова и во рту был неприятный металлический привкус, но руки и ноги были целы, голова на месте и никаких значительных повреждений не ощущалось.
Убедившись в этом, Леня встал на ноги и снова огляделся по сторонам, осветив подвал фонариком.
Подвал был совершенно пуст – здесь не осталось ни шкафов с непонятными банками, ни столиков со свечами, вообще ничего, что напоминало бы о мастерской старого китайца. Одни холодные и сырые каменные стены и такой же пол. Самого господина Вана тоже след простыл.
Леня понял, что осторожный китаец, напуганный его появлением, решил перенести свою мастерскую в более безопасное место.
Лола обогнула здание театра и нашла с торца незаметную железную дверь, выкрашенную обычной серой краской. Она глубоко вздохнула, чтобы успокоиться, запихнула Пу И под локоть поглубже и нажала кнопку звонка. В конце концов, она пришла сюда по важному делу и выполнит его, чего бы ей это ни стоило.
Дверь открыл пожилой дядечка в очках и меховой безрукавке, подпоясанной ремнем с огромной пряжкой. Судя по всему, дядечка позаимствовал ремень у внука. Или у правнука.
– И что? – спросил дядечка, подслеповато моргая на Лолу из-под очков.
– Как «что»? – невольно растерялась Лола. – Что вы, собственно, имеете в виду?
Дядечка запер за ней дверь, из чего Лола сделала вывод, что выгонять он ее не собирается, уселся на стул у двери и выжидательно уставился на Лолу.
– Вот пришла, – начал он обстоятельно, – а чего пришла в такую рань? Разве вам не сказали к четырем приходить?
– Почему к четырем? – Лола подняла брови.
– Потому что комиссия к четырем соберется! А до четырех нечего тебе тут делать, – дядечка начал сердиться, – будешь по театру разгуливать, еще начальству на глаза попадешься или в люк провалишься… А кто отвечать будет? Кротов будет отвечать!
– А зачем же вы тогда дверь открыли? – улыбнулась Лола. – Если до четырех никого пускать не велено…
– Зачем-зачем… – дядечка отвернулся и засопел сердито, – затем, что не положено, чтобы на пороге топтались и трезвонили. Ты ведь не уйдешь? Так и будешь комиссии ждать? Невтерпеж вам всем… А Кротову отдуваться…
Лола присела рядом с дядечкой на стул и через некоторое время, разобрав его недовольное бурчанье, поняла, что в труппу театра срочно требуются две молодые актрисы, потому что одна вдруг скоропалительно вышла замуж за итальянца и укатила с ним в Европу, а вторая сломала ногу, да так неудачно, что проваляется теперь в гипсе полгода, может, и больше. Ну вот, в четыре часа сегодня и соберется комиссия по приему. А девицы придут и покажут, что умеют делать, дипломы там свои предъявят, эту, как ее… «резюме»!
В этом месте дежурный, которого по причине преклонного возраста никак нельзя было считать охранником, горделиво посмотрел на Лолу. Она дала понять, что вполне оценила уровень его культуры.
Еще она очень удивилась – как можно было принять ее за актрису, стремящуюся устроиться хоть и в большой театр, но на третьестепенные роли на нищенскую зарплату. Впрочем, очевидно, дежурный вполне соответствует своей фамилии, то есть слепой, как крот, и не видит, кто перед ним. Может, это и к лучшему.
– Так что никуда тебя не пущу, будешь тут со мной сидеть! – Дядечка игриво ткнул Лолу в бок, вернее, только попытался ткнуть, но оттуда, из Лолиного бока, вдруг кто-то больно ухватил его за палец.
– Это чтой-то? – удивился дежурный, но Пу И уже высунул мордочку и зарычал, как настоящая собака, так что Лоле пришлось вытащить его и предъявить во всей красе.
– Этого в театр не примут, – серьезно сказал дядечка, внимательно оглядев песика, – мелковат.
– В самый раз! – обиделась Лола. – И вообще, мы вовсе не собираемся в ваш театр поступать, очень надо! Мы, между прочим, к Глафире Сергеевне идем. По делу!
– Так бы сразу и сказала, что вы к Глафире! – обрадовался дядечка. – Если ты человек не посторонний, то – всегда пожалуйста, милости просим! Откровенно тебе скажу, это очень даже хорошо, что ты не на комиссию, потому что конкурса никакого не будет. Директор двух своих племянниц из провинции привез! Развели, понимаешь, в театре эту… семейственность…
Следуя указаниям словоохотливого дежурного, Лола с Пу И прошли по длинному пустому коридору, поднялись по лестнице, миновали несколько закрытых дверей, из-за одной кто-то громко кричал по телефону, так что Пу И перетрусил и спрятался у Лолы за пазухой. Потом они вышли на лестничную площадку, где висел пожарный щит с багром и еще какими-то орудиями и табличка извещала, что именно здесь находится место для курения. Очевидно, после того как в театре оборудовали противопожарную систему, завхоз, или кто там еще, был не в силах расстаться со старыми добрыми орудиями тушения и пристроил щит на лестнице.
Здесь курили два парня в комбинезонах, очевидно, рабочие сцены. Лола спросила у них, как найти костюмерную, тогда один из них бросил окурок в ведро с песком и вызвался показать кратчайший путь.
Шли темными переулками за сценой, Лола бесконечно спотыкалась и едва не сломала каблук, тогда парень подхватил ее и прижал к себе, на взгляд Лолы, слишком уж сильно. Она боялась, что Пу И возмутится и начнет лаять и кусаться, тогда их выгонят. Но все обошлось, парень постучал в дверь костюмерной и исчез так быстро, что Лола даже не успела его поблагодарить.
Тетя Глаша ни капельки не изменилась – все такая же худенькая и энергичная, с коротким ежиком седых волос, она суетилась в своем царстве платьев, лоскутков, перьев, кусочков кожи и меха. Лолу она узнала почти сразу, и Лола посчитала это хорошим знаком, вполне возможно, что бывалая костюмерша сумеет ей помочь со старыми фотографиями.