— Да, — коротко ответил Чертанов, вспоминая, как Сафин говорил ему, что отдельные камеры некоторых персон ничем не отличаются от гостиничных номеров люкс.
— Единственное, что я могу для тебя сделать, — продолжал полковник, — так это поселить в «хату», где народу будет поменьше.
— Я слышал, что сотрудники милиции содержатся отдельно?
— Забудь об этом! — отрезал Сафин. — Если держать каждого мента в отдельной камере, тогда у нас для остальных зэков места не хватит… Таранчук! — Когда на зов явился верзила-прапорщик, полковник уже не смотрел на Чертанова. — Увести!
Прежде чем покинуть кабинет, Чертанов оглянулся и успел заметить на губах Сафина улыбку, не сулившую ему ничего хорошего.
* * *
Дверь закрылась, грохнув металлом, и Чертанов, встав у порога, напрягся от внимания множества глаз. В камере было тесно, шконки, сколоченные в два яруса, казалось, упирались в потолок. И с них взирали на вошедшего не то черти, не то размалеванные под них грешники.
Сдержанно и спокойно Чертанов поздоровался, и тут же с самой дальней шконки послышался густой бас:
— Кто такой, как звать?
Михаил рассмотрел в углу камеры молодого мужчину, лет тридцати, сидящего по-турецки. Он самозабвенно резался в «стирки» со своим приятелем. Спина чуть согнута, плечи опущены, он лишь на мгновение удостоил Чертанова пытливым взглядом и вновь углубился в карты.
— Михаил Чертанов.
— Я не о том, по жизни ты кто? — без интонаций поинтересовался мужчина и с остервенением шлепнул картой, беря крупную взятку.
Чертанов задержал взгляд на его пальцах, черных от наколотых перстней. На плечах звезды — типичный отрицала. Статус высокий. Настоящий блатной.
— Братва, так это же мент, — раздался восторженный голос откуда-то сбоку. — Вот так гость пожаловал! Бес собственной персоной! Это по его милости я здесь парюсь!
Чертанов резко обернулся. На соседних нарах, свесив босые ноги, сидел замухрышка, в котором ему нетрудно было опознать одного из своих «крестников».
— А я-то уж думал, что не поквитаюсь. — Замухрышка сунул босые ноги в тапочки, хлопнул себя ладонями по тощим ляжкам и, поднявшись, сделал в направлении Чертанова небольшой шажок. — Ну что, власть переменилась? Готовь очко в аренду, мусор!
— Мусор?
Сразу трое парней спрыгнули со своих нар и, плотоядно сверкая золотыми зубами, направились к Чертанову.
Теперь он был тигром, окруженным сворой псов. Пусть он затравлен, но все еще достаточно силен, чтобы сомкнуть челюсти на горле врага.
Сбоку раздалось какое-то настораживающее шуршание. Михаил резко повернулся на звук и увидел, как один из блатных, сидящий на ближайшем шконаре, отжался на руках, приготовившись ударить его ногами в спину. Чертанов попытался увернуться, но было поздно — подошвы кроссовок ударили его в плечи и вытолкнули на середину камеры. Чертанов перешагнул черту, разделявшую его с зэками. Равновесие мгновенно было нарушено, и, словно по команде, со всех сторон на него бросились сидельцы. Он почувствовал, как кто-то ухватил его за руки, еще двое повисли на ногах, стараясь опрокинуть на пол. Очень тяжелый и сильный противник навалился на спину и пытался перекрыть Чертанову кислород, стиснув ему горло. Он споткнулся о коварно подставленную ногу и, не удержавшись, опрокинулся на пол, разбивая лицо о край шконки. Его вдавливали в каменный пол, не давая возможности подняться. Кто-то неведомый и очень грубый срывал с него одежду. Михаил услышал, как зловеще затрещала рубаха, разбрасывая по камере отлетевшие пуговицы. У самого лица он увидел чью-то ногу и вцепился в нее зубами. Раздался истошный вопль, и он почувствовал во рту противный вкус крови. Хватка сзади на мгновение ослабла, он чуток приподнялся, но в следующую секунду натиск, еще более отчаянный, буквально вжал его в пол. И Чертанов с ужасом успел подумать о том, что у него не хватает сил даже вздохнуть.
Горло сдавили чьи-то крепкие пальцы, и майор понял, что уже начинает терять сознание.
— Марш по местам! — неожиданно услышал Чертанов через наплывающее на него беспамятство.
Пальцы с неохотой разжались, а с ног как будто бы спал тяжелый груз. Михаил заполучил возможность двигаться.
Чертанов поднялся. Сначала на корточки, опасаясь, что чей-то страшный удар в спину вновь опрокинет его на пол. Но ничего не произошло. Встал спокойно.
— Так ты, значит, и есть тот самый Бес? — спросил все тот же блатной с выколотыми звездами на плечах.
В глазах трудно скрываемый интерес, даже колоду карт отложил в сторонку.
— А разве есть какой-то еще? — утер рукавом Чертанов разбитую губу.
— Хм… а ты дерзок. Не так ты себя со смотрящим держишь. Мы ведь тебя чуть на «хряще любви» не женили, а ты ерепениться продолжаешь, словно не ты у меня в хате находишься, а я у тебя в ментовке. Поумерил бы пыл, — голос блатного прозвучал осуждающе.
С ролью «аквариумного бати» он справлялся неплохо, и похоже, что она доставляла ему удовольствие.
Вокруг стояла тишина, все в ожидании рассматривали Чертанова, и он по ухмыляющимся лицам видел, что достаточно всего лишь движения хозяйских бровей, как его начнут рвать на лоскуты.
Губа неприятно ныла, все больше наливаясь кровью. Надо думать, что сейчас у него не самый лучший вид.
Чертанов упрямо молчал.
— За что же тебя в общую клетку бросили? — сдержанно поинтересовался смотрящий. — В моей практике впервые такой случай, чтобы столь уважаемого человека, да при чинах, в хату к блатным кинули. Ты же от нас дырявый должен уйти, неужели не понятно? И тот, кто тебя сюда распределил, знает об этом не хуже нас с тобой. Садись сюда, покайся, — показал он рукой на край шконки. Парня, сидевшего там, будто ветром сдуло. — Любезничать я с тобой не собираюсь, не по понятиям это… А опустить тебя мы всегда успеем. Только как мне с тобой потом разговаривать, если тебя опарафинят? Так что давай поговорим сейчас, пока ты мужик… Ну, за какие такие тяжкие грехи к нам попал?
Больше упрямиться Чертанов не стал — уверенно устроился на шконке и посмотрел в глаза своему собеседнику.
— Я о тебе тоже наслышан, — сказал он, — ты — Мартын.
— Верно, — удовлетворенно протянул хозяин. — И что же обо мне такого в ментовке говорят?
— Пятнадцать лет уголовного стажа. Не беспредельничаешь, относишь себя к правильным ворам. В Соликамской колонии был за смотрящего.
Мартын польщенно улыбнулся:
— Я и не думал, что в убойном отделе я такой популярный. — В камере раздались сдержанные смешки. — Давай поиграем в детскую игру «Угадайка». Знаешь, за что я сел в первый раз?
— Мне и гадать не надо, — без всякого выражения произнес Чертанов. — Я знаю точно. Впервые ты сидел за умышленное убийство. Пошел «паровозом»… Был малолеткой, много тебе не должны были дать, вот ты и взял убийство на себя.