– Владислав Геннадьевич, наш договор остается в силе? В этот день не проходит никто?
Варягу этого человека рекомендовал Нестеренко, он долгое время работал у него в приемной референтом и, уж конечно, знал о многих секретах старого академика. Звали этого человека Ярополк, это яркое имя совсем не вязалось с его кротким, почти телячьим выражением лица.
Варяг согласно кивнул:
– Да. Заседание нужно растянуть по возможности до конца дня. Пусть все выдохнутся так, чтобы от каждого валил пар, как от загнанной лошади. Договаривайтесь со всеми, заключайте сделки, выгодные и невыгодные. Все это окупится в ближайшем будущем. Спикер сегодня не должен пройти, это не наш человек. Выбор демократов все тот же?
– Да. На нем остановились не только демократы. Ему симпатизируют и правые. И если они надумают объединить свои усилия, то он станет спикером.
– Это не тот человек, который может устроить нас. Допускаю, что он может служить одновременно и правым и левым, но он никогда не будет нашим. У нас же пока одна задача – сделать легальным свой бизнес и расширить сферу влияния. И правым и левым это невыгодно, поэтому важно, чтобы он не мешался под ногами. Фотографии, надеюсь, готовы?
– Конечно, они будут распространены сразу, как только вы скажете.
– Их нужно будет пустить в ход сразу, как только будет выдвинута его кандидатура. Желательно в ближайший перерыв, чтобы все знали, кого они собираются выбирать. Эти фотографии у вас с собой?
– Некоторые из них я специально приготовил для вас. Мне подумалось, вам будет интересно взглянуть, – протянул он Варягу небольшой конверт.
Мужчина в сером костюме совершенно не подозревал о том, что в нескольких метрах от него решается его судьба. Сейчас он с удовольствием вспоминал прошедшую ночь, когда был свален в постель гигантской дозой шампанского, а юная путана умелыми ласками возвращала его в жизнь. Он вспомнил ее упругие ляжки и вновь ощутил в себе желание. И, глядя в лицо представительного мужчины, никто бы не смог поверить в то, что он думал о чем угодно, но только не о судьбе отечества.
Юная дева упорхнула совсем незаметно. Она не оставила даже телефона, но он тут же успокоился, вспомнив о том, что, когда он с ней знакомился, она сказала, будто бы она проводит в этом кабаке каждый вечер. Сразу после заседания нужно будет поспешить туда. А вообще это здорово – отрываться вот так, разок в неделю. Забыть о семейных условностях и почувствовать, что продолжаешь нравиться женщинам.
Варяг внимательно рассматривал снимки. На первой фотографии мужчина обнял обнаженную девицу и приник ртом к ее шее так, как будто хотел оторвать от ее нежной плоти лакомый кусочек. Наверняка эта фотография не прибавила бы радости его жене. На следующей карточке он был раздет совсем и так подмял под себя очаровательное создание, что из-под его массивного тела было видно только очаровательное личико соблазнительницы. От этих фотографий кто угодно придет в восторг.
Серый пиджак вдруг зашевелился, а его обладатель радостно закивал группе парламентариев, которые уже видели в нем будущего политического светилу и авансом раздаривали свою признательность.
Варяг улыбнулся. Интересно, окажут ли они ему почтение завтра, когда через полтора часа увидят на стенах фойе фотографии, где предполагаемый спикер лихим наездником оседлал хрупкую девицу.
– Эту девушку зовут Надя?
– Да.
– Хорошая работа. Выплати ей премиальные и держи при себе. Ее услуги могут понадобиться в любое время.
– Понял.
– Страсть – это хороший крючок, на котором можно держать несговорчивого мужика. Женщин подкладывать ко всем потенциальным лидерам.
– Мы уже приступили к этой работе.
– Впрочем, я не сторонник публичной казни. Вы предлагали ему отказаться?
– Два раза.
– И что же он ответил?
– Послал по-русски!
– Теперь наша очередь посылать.
В зале возникло небольшое оживление: вошел президент. Рослый, хорошо сложенный, он больше напоминал атлета, чем государственного мужа. Со всех сторон охрана – близко не подойдешь. Плотное окружение и чопорный вид лидера напомнили ему зону, где законный вор так же передвигался в окружении свиты приближенных, которая готова была рвать на клочки всякого, кто посмеет встать на дороге. Однако путь был свободен – впереди был президиум. Варяг задержал взгляд на охране. Примерно одного возраста и роста, они напоминали братьев, даже костюмы сидели на них одинаково элегантно. Он знал, что у каждого из них с левой стороны под мышкой удобно покоилась кобура из мягкой кожи. Парни лениво посматривали по сторонам, эдакий небрежный взгляд загулявшего молодца. И если не знать, с какой целью они находятся здесь, можно было бы подумать, что парни пришли поразвлечься и выискивают в собравшейся толпе красоток.
Президент шел грациозно, не оглядываясь, так атлет выходит к центру зала, зная, что сейчас к нему прикованы все взгляды и важно эти метры пройти достойно, красивым шагом, только вместо помоста – высокая трибуна.
И тут Варяг похолодел. На расстоянии одного шага от президента шел человек, которого он искал последние годы с того самого времени, как покинул зону. Кто мог предположить, что он находится в свите президента и так же недосягаем, как и лидер, которого охранял.
Варяг не мог ошибиться, это был именно тот, кого никак не ожидал здесь повстречать. Он совсем не изменился, несмотря на отпущенные усы. Он был по-прежнему все так же жилист, будто его тело было соткано из множества сухожилий, и поразительно молод, словно годы разбивались о его высушенную фигуру. Ленивой походкой победителя он шел рядом с президентом и внимательно наблюдал за руками парламентариев, ожидая, что кто-нибудь из них обязательно отважится бросить под ноги бомбу.
Вне всякого сомнения, это был он: точеный профиль кочевника, острые скулы, помнится, на его лице бесконечно играли желваки, то же самое Варяг наблюдал и сейчас. Руки уверенные – ни одного лишнего жеста, так на парадах строевик вышагивает по плацу, поражая сентиментальных дам красотой движений.
Пальцы Варяга крепко стиснули подлокотники. Оторви он их сейчас от кресла, хищной птицей взметнулся бы вверх, чтобы вцепиться в загривок скифскому вояке.
…Это было пятнадцать лет назад, когда Варяга вместе с другими отрицалами переправили в одну из экспериментальных колоний, затем рассадили по камерам и забыли.
Об этой колонии говорили много всякого.
И вот теперь все формы воспитания предстояло прочувствовать на собственных шкурах. В положенное время заносили жидкую баланду в алюминиевых мисках и цвета слабой ржавчины чай. Однако всех не покидало беспокойное чувство, что их готовят к чему-то худшему. Однажды, под вечер, дверь камеры распахнулась, и к ним вбежало несколько человек в масках и с дубинками в руках, с истошными криками они налетели на зеков и дубасили их до тех пор, пока последний из них не свалился на пол.