Шон.
Изабелла смотрела на него молча. Она не кивнула и не улыбнулась. И тогда он медленно направился к ней.
– Я вернулся, – сказал он, подойдя ближе.
– Вижу, – безразлично промолвила Изабелла. – А ведь я просила не возвращаться.
Ее глаза сузились. Она смотрела без злости, просто отстраненно, как смотрят на совершенно постороннего человека. Ее уже не было в Сан-Франциско, не было в ее квартире или на работе. Ее существование здесь окончилось. Она хотела стать другим человеком, с другой судьбой и другой географией.
– Я хотел поговорить. Не по телефону, а лично. Это не признание в любви. Зачем признаваться в том, что и так ясно… – Шон смотрел в ее глаза, пытаясь заглянуть в душу, как когда-то заглядывала в его душу Изабелла, но натыкался на невидимую стену. – Я вернулся. Совсем. Я возвращаюсь домой. Ты была права. Я не могу так поступать со своими близкими, с мамой, отцом. У них тяжелые времена, отец не говорил мне, как идут дела, но бизнес трещит по швам. Они ни о чем меня не просили, но кажется, я сильно им задолжал. Думаю, я отдал свой долг стране и Кевину. Теперь пора отдавать другие долги. И все мои усилия не были напрасны. Мы накрыли одну из крупнейших группировок в Колумбии. Их лидеры мертвы, часть группировки поймана. Конечно, на их место придут другие, но всех не переловишь. Теперь я понимаю, что замкнутый круг иногда легче разорвать. Для меня настало время уйти. Я написал заявление два дня назад. Просто хотел, чтобы ты знала. Если, конечно, это для тебя важно.
– А что? Должно быть важно? – Изабелла смотрела холодно, не в силах простить Шона. Родители, должно быть, сразу простили его, но она не могла. – И что, теперь все будут счастливы, а на земле воцарится мир? Думаешь, сейчас я обниму тебя, и мы пойдем вперед, держась за руки и не оглядываясь?
– А это невозможно? Я знаю, что причинил много боли, но я делал то, что считал правильным. И сейчас ни о чем не жалею. Я такой, какой есть. Я отдал часть себя борьбе со злом – большую часть, но ведь что-то и осталось. И возможно, то, что осталось, сможет жить дальше… – Голос Шона на несколько мгновений прервался. – А я хочу жить, Иззи, хочу жить. И я хочу разделить эту жизнь с тобой, если ты этого хочешь. Видит Бог, я люблю тебя. И моя любовь сильнее желания сделать мир лучше. Все, чего я хочу, – это сделать его лучше для тебя одной.
Она долго смотрела на него, пытаясь понять, насколько Шон отдает себе отчет в том, что говорит. Он прошел долгий путь, но мог ли он измениться так, как изменилась она сама? Мог ли он так же сильно любить ее, как она любила его эти годы? Любить, не сознавая этого?
Столько слов внезапно захотели прорваться наружу. Она так много хотела ему сказать, так много объяснить!
Вместо этого она посторонилась.
– Зайдешь?
Он кивнул и вошел.
В молчании они поднялись по лестнице: сначала шла Изабелла, следом Шон. Он смотрел ей в спину и боялся протянуть руку и дотронуться до нее. Ему казалось, пальцы пройдут сквозь ее тело, как будто перед ним мираж.
На кухне Изабелла молча насыпала кофе в кофеварку.Шон подошел сзади, обнял ее и осторожно поцеловал в затылок. И та же невиданная по силе страсть вновь захватила обоих, лишив контроля и закружив в пестром водовороте чувств и эмоций. Яркое пламя пылало, сплетая тела воедино, стирая все грани, разрушая все стены, заставляя забыть о потерях и боли.
Они были живы. И они имели право жить дальше.
Потом они долго лежали в постели, обнявшись. Изабелла улыбалась. В ее улыбку Шон влюбился с первой же встречи, когда они играли в кубики и пили чай из пластиковых чашечек. Он был самым счастливым мужчиной на свете. Странная пустота, жившая в нем долгие годы, постепенно заполнялась теплом, источником которого была любовь к Изабелле.
Она прижалась губами к его губам, затем отстранилась и произнесла слова, которых он так ждал:
– Добро пожаловать домой.