– Да ладно, – сказала я небрежно, – разве ты мне не доверяешь?
– Я ему не доверяю. Шутит с чужими девушками. Пусть только попробует завтра. Вгоню ему его бормашину в затылок.
– Перестань, он хороший, – засмеялась я и снова прижалась к своему парню. Своему.
А про себя подумала: «Наверное, я счастлива».
Утром я в этом уверилась. В том, что я была счастлива, когда мы подпрыгивали по неровной дороге в маршрутке, а Данька тихо дышал мне в волосы. Прежде всего потому, что не знала, что ждёт меня впереди.
У меня такой телефон… Старого образца. У Даньки, например, крутой – с сенсорным экраном. А у меня старая раскладушка. Но у неё есть одно свойство. Экран есть не только внутри, но и на закрытой крышке. И на него выводится, кто звонит и пришла ли эсэмэска. Информация выводится и гаснет в течение пары секунд. А если по телефону постучать пальцем, то он прогудит и покажет, есть ли эсэмэска? Покажет конвертик.
Именно этот конвертик заставил меня летом шерстить в Интернете сайты магазинов, торгующих телефонами устаревших моделей, когда мой собственный телефон свистнули цыганки в троллейбусе. И вроде не приставали, типа, «дай погадаю», просто мимо прошли, паршивки…
В общем, если я к чему и испытывала нежную страсть до Даньки, так это к своему телефону, который показывает конвертик, стоит по нему только постучать. А как начался наш роман, моя страсть к телефону усилилась в миллион раз. Ведь все конвертики – от Даньки (кроме рекламных, но они приходят раз в неделю и не мешают мне радоваться жизни). А я очень радовалась, когда утром прозвонит будильник и ты в полусне нащупаешь его под кроватью, достанешь – а там заветный конвертик… Нет, Данька, конечно, не вставал раньше меня, наоборот, он ложился гораздо позже, чем я уходила из «Контакта» (Я ревновала! Но что поделаешь?!).
И перед сном посылал мне эсэмэску. На утро. Что-то вроде «Доброе утро, малыш!». Или «Что сегодня снилось моей девушке?». Один раз я обнаружила «Помню вкус твоих губ», и это меня разбудило получше всякого будильника. На йогу я в тот день даже приехала раньше нужного (хотя занятия начинаются в шесть, и до центра йоги мне десять остановок на метро с одной пересадкой). Но занималась, признаться, очень рассеянно…
Утром в понедельник я проснулась до звонка будильника. Нашарила под кроватью телефон, чтобы понять – можно ещё полежать и погрезить о Даньке или надо подскакивать и собираться в школу?
Конвертик.
Я устроилась в кровати поудобнее и улыбнулась. Открыла телефон. Номер был незнакомый. Сообщение следующее: «Нам надо встретиться. Это касается Даниила. Регина».
Я перечла сообщение три раза. Что это? Кто такая Регина?
Может, переслать Даньке? И спросить, что бы это значило.
Или… не стоит? Может, это его бывшая девушка? Разузнала мой номер и хочет встретиться, наговорить мне гадостей. Ну нет. Не дождётся.
Я собралась в школу. Уже в классе я обнаружила в сумке учебник по-английскому, хотя английский у нас по средам, а не по понедельникам, и почему-то – пульт от телика. Удивилась и – забыла об этом. Целый день я «плавала» на уроках, пытаясь стряхнуть с себя мысли о Регине.
В конце концов я поняла, что лучший способ о ней забыть – это увидеться с Данькой. Нет, конечно, не рассказать ему о ней. Просто быть с ним рядом, держать его за руку и не думать ни о Регине, ни о бормашине, которая поджидает меня и весь мой кариес.
Никогда в жизни я не мечтала на уроках поскорее попасть к зубному врачу.
– Вы готовы? – нервно спросил мой врач.
Он стоял у дверей кабинета, в повязке и с мольбой смотрел на меня.
– Ещё немного, – попросила я, взглянув на входную дверь.
Он тоже посмотрел на дверь. Но от наших взглядов она, конечно, не открылась.
– Дело в том, – начал он, – что у меня в два смена закончится. Придёт мой коллега. И мне надо сменить жену с…
Он не закончил. Посмотрел на часы над дверью кабинета, они показывали пятнадцать минут второго.
– Одну минуту, пожалуйста, – сказала я, не отрывая глаз от двери.
Врач вздохнул. Скрестил руки на груди, подпёр дверной косяк. Я заметила, что джинсы у него на коленях вытянулись, а от сандалии оторвался ремешок и болтается. Странно, раньше он так заботился о своей внешности. Дверь открылась.
– Ну вот, – вырвалось у меня, но в отделение зашёл незнакомый низкорослый дядька.
– Привет, – сказал мой врач, – ты чего так рано?
– Половина второго! – буркнул тот в ответ и добавил, указывая на часы над входом в кабинет: – Эти опаздывают! Я уже сто раз просил батарейку сменить, но куда там, у них дела и поважнее находятся.
– Половина второго! – с ужасом повторил мой врач.
– Иду, – сдалась я.
Я вошла в кабинет. От запаха лекарств и дезинфекции у меня во рту сразу образовалась противная горечь.
– Поскорее! – взмолился врач, убирая с кресла салфетку от предыдущего посетителя.
Салфетка была в странных бурых и зелёных пятнах, и я постаралась не думать об их происхождении. Уселась в длинное кожаное кресло, вытянув ноги, и зажмурилась от яркого света.
– Ну, что тут у нас? – торопливо сказал врач, и я открыла глаза.
Обычно я жутко смущаюсь, что мне приходится так близко находиться от лица симпатичного молодого человека, и, хотя я при этом смотрю на потолок, а он – мне в рот, мне кажется, что смущение передаётся и ему. По крайней мере, когда он спрашивает меня о чём-то «романтичном» вроде: «А давайте нервик удалим? Чего он будет нас беспокоить?», и мы сталкиваемся взглядами, то я вижу – он смущён.
Сегодня, когда он склонился надо мной и приблизил своё лицо к моему, я думала только о том, что эта поза до смешного похожа на Данькину тогда, в кафе у озера. До такого смешного, что хочется плакать.
А у врача самого глаза красные и опухшие, словно он плакал всю ночь. Может, его тоже кто-то подвёл и не проводил к зубному?
Смотреть на бедолагу было невозможно. Я скосила глаза и увидела на столе чью-то фотку. Чью? С кресла не было видно, только овал лица.
– Напомните мне, аллергии нет на анастезию? – попросил врач.
Он удивил меня, ведь я у него наблюдаюсь уже года два, и он помнит, что…
– Нет, нет, никакой аллергии…
– Не закрывайте рот! – раздражённо сказал врач.
Непонятно, как я при этом должна была ответить, но сегодня явно всё было не так, как обычно. У всех. Врач пшикнул мне в рот из розового флакона с белым наконечником.
– Сейчас наберу шприц, – вздохнул он и поднялся, – приходится всё самому делать, Регина-то уже ушла!