— Вот и отлично, миледи. Ты, конечно, будешь кричать и гнать меня прочь из покоев лэрда, но у тебя уже не осталось сил, а потому я не сдвинусь с места. О тебе тоже надо кому-нибудь позаботиться. Сколько дней ты сидишь у постели лэрда, не ешь и не спишь? Болеешь, потому что сильно упала с лошади. И конечно, прошу прощения, выглядишь просто ужасно.
По щекам Эвелин покатились слезы. Она была так изнурена, что могла лишь сидеть и плакать — два человека за две минуты заявили ей, что она ужасно выглядит.
Нора стояла, уперев руки в бока, а Эвелин сидела и плакала. Убедившись, что Эвелин на нее смотрит, она продолжила свою речь:
— Я должна извиниться перед тобой. Мы все должны извиниться. Но сейчас на это нет времени. Важно, чтобы ты сама не заболела и чтобы за лэрдом хорошо присматривали.
Эвелин хотела возразить, но Нора подняла руки.
— Никто не говорит, что ты плохо за ним ухаживала. Я никогда не видела такой преданности. Он хорошо поправляется, а сейчас там, в постели, требует, чтобы ему рассказали, что с тобой произошло.
Эвелин попыталась обернуться, чтобы увидеть Грэма, но Нора поймала ее за руку, удержала на месте и сама села рядом.
— Нет, больше ты не будешь ухаживать за лэрдом. Он теперь быстро поправится. Теперь надо заняться тобой. Я вот что скажу, да так, чтобы он тоже слышал.
Эвелин с изумлением наблюдала за дерзким поведением бывшей домоправительницы.
— Ты больше не можешь продолжать жить так, как в эти дни. Тебе нужны пища и отдых. Надо, чтобы тебя осмотрели — вдруг ты нездорова? Позволь мне и другим женщинам помочь в уходе за лэрдом, или я попрошу братьев лэрда привязать тебя к кровати и сделаю это с благословения самого лэрда. А он согласится, как только узнает, до чего ты себя довела за последние дни.
Эвелин помрачнела.
— Боуэн и Тиг ни за что такого не сделают.
Нора приподняла бровь.
— Это их идея, миледи. Мы как раз поднимались сюда, чтобы помочь вам, когда услышали, что лэрд нас зовет на помощь. Братья лэрда знают, что с вас достаточно. Мы все это знаем. Я сама вызвалась пойти к вам. Я ведь ваша должница. Клянусь, мы не оступимся ни от вас, ни от лэрда.
— Почему ты переменилась ко мне? — с большим трудом из-за боли в горле спросила Эвелин, потирая шею.
Взгляд Норы смягчился и стал виноватым.
— Прости меня. Ничего бы не случилось, если бы мы тебя не выгнали. А ведь ты так отчаянно боролась за жизнь нашего лэрда. Не держала обиду. Мне стыдно за себя. Из нас двоих ты оказалась на высоте. Если ты дашь мне шанс исправить все дурное, что я наделала, клянусь, ты не пожалеешь.
Эвелин не могла поверить тому, что видит. Казалось, Нора говорит искренне. Весь ее облик выражал вину и сожаление, морщины на лице углубились.
— Я и правда голодна, — сказала наконец она.
Нора улыбнулась.
— Конечно, голодна. Несколько дней у тебя маковой росинки во рту не было. А теперь я хочу, чтобы ты спустилась со мной вниз. Мэри сейчас готовит тушеную оленину. А когда поешь, тебя отведут в баню, чтобы хорошенько отмокла в горячей воде и твое тело расслабилось. Потом тебя осмотрит Найджел. Надо убедиться, что у тебя нет ничего такого, чего не излечит крепкий сон. И вот тогда ты вернешься сюда и поспишь вместе с лэрдом. Но помни, если ты не будешь спать, прикажу запереть тебя в другой комнате. Если понадобится, я своими руками волью тебе в глотку сонное зелье.
Несмотря на боль в горле, Эвелин засмеялась. Решительный вид Норы рассмешил ее.
— Бедная ты девочка, — с сочувствием пробормотала Нора. — Ты все горло разодрала своими криками. Во всем замке было слышно, когда ты прискакала за помощью. Как только ты решилась сесть на этого жеребца? Он настоящий зверь, а ведь ты боишься лошадей. В замке все об этом только и говорят. Все знают, как отчаянно ты защищала нашего лэрда. Думаю, некоторые тебя теперь побаиваются.
Эвелин улыбнулась. Смешно, если и правда ее будут теперь бояться. Она вгляделась в лицо Норы.
Вот и пришел ее шанс, тот, которого она так ждала. Конечно, можно продолжать гневаться, не даровать им прощения, а можно стать выше обид и начать все сначала.
Эвелин взяла руку Норы и пожала.
— Благодарю. Баня и тушеная оленина — об этом можно только мечтать.
Нора помогла ей подняться, и Эвелин едва не повалилась на пол. Она стойко держалась, пока не поняла, что Грэм теперь может обойтись без нее, и тут силы оставили ее.
Обернувшись на мужа, она прочла в его глазах гнев и тревогу. Он сидел в постели, со всех сторон подоткнутый подушками. Братья были рядом, но его взгляд не отрывался от Эвелин.
— Подойди, — приказал он.
С помощью Норы Эвелин с подгибающимися коленями сумела приблизиться, но у нее так дрожали ноги, что она боялась упасть прямо на глазах у мужа.
Правой рукой он потянул ее вниз, и Эвелин присела на край кровати.
— Ты сделаешь все, что они скажут, — тоном приказа произнес он. — С этого момента ты будешь заниматься только собой и своим здоровьем. Ты поняла? Боуэн рассказал мне, как ты упала с лошади. Бог мой, девочка, о чем ты думала, когда лезла на этого зверя? А ведь ты боишься лошадей… Он мог тебя убить. — Грэм замолчал. Его грудь ходуном ходила от волнения, но глаза сверкали решимостью. — Иди вниз, поешь, потом, как сказала Нора, сходи в баню. И только тогда возвращайся сюда. Найджел тебя осмотрит. А потом будешь спать до тех пор, пока я не позволю тебе подняться с постели. В противном случае я дал разрешение Боуэну и Тигу сделать все, чтобы мой приказ был выполнен.
Глаза Эвелин широко распахнулись, но Грэм вдруг привлек ее к себе и крепко поцеловал, а когда отпустил, мысли Эвелин так смешались, что она с трудом понимала, что происходит.
— Теперь иди, — распорядился Грэм. — И возвращайся быстрее. Я хочу знать, что с тобой все в порядке.
Как только Эвелин вышла, Грэм повернулся к братьям:
— А теперь рассказывайте правду. Что с Эвелин? Она ранена, расшиблась?
— Я не знаю, — честно признался Тиг. — Твоя жена отказалась от любой помощи. Думала только о тебе и твоем здоровье. Она упала с твоего жеребца, но тут же встала, снова вскочила в седло и привела нас к тебе.
Грэм негромко выругался. В плече возникла резкая боль.
— Вы не должны были этого позволять. Сначала следовало позаботиться об Эвелин.
Боуэн расхохотался.
— Ты не видел свою маленькую женушку, брат. Перед ней вся крепость дрожала от страха. Она орала как сумасшедшая, когда кто-нибудь пытался войти к тебе в спальню. Не пускала никого, кроме меня, Тига, Рори, отца Драммонда и Найджела. А священника пустила лишь при условии, что он не станет давать тебе последнего причастия. Никому не позволялось даже мысли допустить, что ты не выживешь. То еще было зрелище.