Мои ресницы затрепетали от яркого света, льющегося сквозь щель в шторах.
Сколько времени?
Приподняв его руку как можно осторожней, я выбралась из кровати и на цыпочках прошла туда, где на черном лакированном комоде в восточном стиле лежали мои часы.
— Вот дерьмо! — прошипела я, взглянув на циферблат.
Больше двенадцати. Воскресенья.
Коул должен был прийти домой рано в надежде, что мы поедем к Николсам на воскресный обед. А меня нет. Где мой телефон?
Где мое платье?
«Черт, черт, черт!»
— Джо? — пробормотал Малкольм, и мой взгляд метнулся обратно к кровати, откуда он сонно взирал на меня. — Куда ты идешь?
— Я проспала. Я уже давно должна быть дома, с Коулом и мамой.
— Блин, — буркнул он. — А сколько времени?
— Четверть первого.
— А кажется, что меньше.
— А вот нет, — ответила я с раздражением, не очень понимая, на кого, собственно, злюсь.
Я стремительно пересекла комнату и легонько чмокнула Малкольма в щеку, прежде чем бежать.
— Я тебе попозже позвоню! — пообещала я, подхватывая платье с пола спальни. В гостиной я нашла туфли, трусики, лифчик и сумку и, поспешно одевшись, вызвала такси.
Оно приехало почти сразу. Я выбежала из дома, ежась от порыва холодного ветра с моря, и нырнула в теплое нутро машины. Наконец-то есть возможность проверить телефон.
Одна эсэмэска, от Джосс, вопрошала, приду ли я сегодня на обед.
И — вот же проклятье — еще было сообщение от Коула, посланное много часов назад и пропущенное мной. Похоже, вчера вечером родители Джейми крепко поссорились, и Коул уехал домой на такси.
«Дерьмо!»
При таком моем нервном и сумбурном состоянии воскресный обед был не лучшей идеей. Я ответила Джосс, что мы эту неделю пропускаем.
Когда такси затормозило у дома, я понеслась по лестнице на своих пятидюймовых шпильках, уже не заботясь о производимом мною грохоте, похожем на удары молотка по стали. Пробегая мимо двери Кэма, я бросила на нее неласковый взгляд и поспешила вверх по последнему пролету, влетела в дверь… и меня встретил смех Коула.
И за детским смехом — низкий, мужской.
— Коул? — Я ворвалась из прихожей в гостиную и остановилась как вкопанная.
Мой младший брат сидел на полу в окружении своих комиксов и смеялся вместе с Кэмероном Маккейбом. Глаза его сияли так, как мне уже давно не случалось видеть, и целую секунду я могла думать только об одном: как больно, что братишка нечасто выглядит столь счастливым.
А потом наконец до меня дошел тот факт, что в моей квартире сидит Кэм.
Кэм — в моей квартире.
Здесь, где живет моя мать.
Меня замутило.
— Джо! — Коул вскочил, его глаза потускнели. — Я беспокоился.
— Извини, — покачала я головой, показывая на телефон. — Я увидела твою эсэмэску только двадцать минут назад.
— Да ладно, — пожал плечами брат. — Все же нормально.
Кэм встал, улыбнувшись Коулу. Эта улыбка полностью исчезла, когда он повернулся ко мне. Вся приветливость обратилась в абсолютное ничто.
— Джо.
— Кэм, что ты здесь делаешь? — едва дыша, спросила я и бросила быстрый взгляд на коридор, где у себя в комнате скрывалась мама.
Может быть, мне удастся спровадить его до того, как она устроит представление.
Кэм прошел мимо Коула, потрепав того по плечу как-то почти покровительственно, и приблизился ко мне:
— Пойдем-ка поговорим. Снаружи, на лестнице. — (Оторопев, я смотрела, как он идет к двери квартиры.) — Джо, сейчас.
Я передернулась от требовательности в его голосе, и раздражение взяло во мне верх над потрясением. Как он смеет так со мной разговаривать? Я ему не собака какая-нибудь. Я вопросительно сощурилась, глядя на Коула:
— Что случилось?
— Джоанна, сейчас! — рявкнул Кэм.
Мой позвоночник резко выпрямился, будто меня хлестнули ремнем по заднице. Я наградила Коула взглядом, сулящим всевозможные кары за то, что он впустил Кэма в квартиру, и, развернувшись, вышла на лестницу. Кэм спустился на один пролет и ждал меня.
Я уперла руки в бока, демонстрируя свое негодование, и сверкнула на него глазами сверху вниз:
— Ну?
— Спустись, пожалуйста, сюда.
Его непререкаемый тон заставил меня взглянуть ему в лицо. Оно было жестким и суровым, синие глаза метали молнии.
Кто-то был сильно не в духе.
— Я не буду орать тебе туда.
Раздраженно фыркнув, я сорвала натиравшие туфли и зашвырнула их в квартиру, а затем сбежала вниз по ступенькам к Кэму. Прикосновение ледяного бетона к босым ногам словно отрезвило меня. И заодно заставило вспомнить, какая я растрепанная.
— Ну? Почему ты оказался в моей квартире?
Кэм наклонился ко мне, и наши глаза оказались почти на одном уровне. Мягкий изгиб его верхней губы снова исчез, рот сжался в тонкую линию. Изумительные кобальтовые глаза сегодня были красны, и весь он выглядел еще более усталым, чем вчера. Несмотря на его очевидную и непонятную злость на меня, мне тут же захотелось прижаться к нему, ощутить, как эти сильные руки обнимают мое тело, и вдохнуть запах Кэма и лавровишневой воды.
— Может быть, ты сначала объяснишь мне, какая сестра оставляет младшего брата одного на всю ночь наедине с матерью-алкоголичкой, которая с легкостью поднимает на него руку? А? Что за сестра бросает ребенка в таком месте, а сама раздвигает ноги перед мужчиной, который ни черта о ней не знает? — прошипел Кэм, его глаза горели отвращением. — Только я решил, что совершенно в тебе ошибся, как ты подтверждаешь мое первоначальное впечатление таким вопиющим эгоизмом.
Я перестала дышать.
Что он имеет в виду, говоря, будто мама с легкостью поднимает руку на Коула?
— Мне пришлось помочь Коулу ночью. Я услышал крики наверху и пошел посмотреть, все ли с тобой в порядке. Тебя не было. А он остался один на один вот с этим. — Кэм выглядел настолько разочарованным во мне, что дальше некуда. И это разочарование как будто бесило его еще больше. — Тебе должно быть адски стыдно.
Дар речи покинул меня.
Я почувствовала, как внутри закипают слезы, и загнала их поглубже, не желая показывать, что он может заставить меня плакать. Его резкие слова пронеслись в моей голове, словно бумеранг, и мне требовалось время, чтобы прийти в себя и решить, как реагировать.
Первая моя мысль была о Коуле.
Что Кэм имел в виду?
Страх и дремлющая ярость разгорались во мне.