«Предатель».
Я вздохнула, отворачиваясь от Кэма. Дожили: Коул уже идет к соседу за помощью, даже если дело касается меня. У меня что, не может быть секретов?
— Ну, так как?
Я пожала плечами:
— Мне это всегда помогает расслабиться. — Я постаралась улыбнуться как можно убедительней. — Кэм, ну ты же лучше всех знаешь, что моя жизнь — сплошной стресс. Я делаю это, просто чтобы снять его.
Видимо, сжалившись надо мной, Кэм медленно кивнул:
— Понятно.
Теперь он посмотрел на пол, разглядывая краску на плинтусе, и, не сказав ни слова, направился в кухню. Я слышала, как он там ходит. Потом он вернулся и проследовал по коридору к спальням и ванной. По очереди открылись три двери: ванная, комната Коула и моя.
Кэм вернулся в гостиную и наткнулся на мою «мину»: вздернутые брови и скрещенные на груди руки. При виде меня его губы дрогнули. Мои нет.
— Ты закончил, любопытная зараза?
Он ухмыльнулся:
— У тебя куча книг. — (Я презрительно фыркнула.) — Это объясняет словарный запас.
— Прости, что?
— Ты очень внятно выражаешь мысли. И весьма начитанна.
Почему комплименты Кэма всегда оказываются лучшими? Это очень раздражает одну особу, которая всеми силами пытается выбросить его из головы.
— И к тому же талантлива.
Я чуть не подпрыгнула от изумления:
— Я? Талантлива?
Он что, напился или под кайфом?
Кэм обвел жестом комнату:
— Джо, тебе бы стоило этим зарабатывать на жизнь.
— Э-э, чем «этим»?
— Ремонтом и отделкой.
Я расхохоталась от абсурдности такой идеи:
— О, прекрасно. Кто в здравом уме наймет не закончившую школу девицу без опыта работы маляром-декоратором? Давай смотреть фактам в лицо. Я никчемна, Кэм, ни на что не гожусь.
Его глаза тут же посуровели, сощурились на меня и пригвоздили к месту.
— Ты не никчемна. Не надо так оскорблять себя передо мной. Это меня совершенно вымораживает. — По счастью, он не имел намерения ждать каких-то моих слов, поскольку я не представляла, как отвечать и реагировать на теплые пушистые шарики в груди. — Ты отлично это делаешь. Правда, реально хорошо. Наверняка у Нейта есть знакомые владельцы ремонтных компаний. Я бы мог попросить, чтобы тебя взяли в ученики.
— Нет. Мне двадцать четыре. Никто не берет двадцатичетырехлетних учеников.
— Берут, если это услуга другу.
— Кэм, нет.
— Джо, ну же, хотя бы рассмотри такой вариант. Эта работа тебе нравится, и ты здорово ее делаешь. Лучше же, чем работать на двух работах и встречаться… — Он побледнел, поняв, что почти перешел границы.
Впрочем, не «почти», а перешел. Я стиснула зубы и усилием воли сдержала слезы, набегающие на глаза от понимания, что он по-прежнему видит во мне фифу — охотницу за толстым кошельком богатенького парня. Я принялась вытирать со стола клей, решив не обращать внимания.
— Джо, подумай об этом. Пожалуйста.
— Спасибо, я уже сказала «нет». — Я не могла вообразить, что кто-то захочет меня нанять, а унижение от отказа не казалось мне особенно увлекательной перспективой.
— Джо…
— Кэм, почему ты все еще здесь? — резко перебила его я — и немедленно пожалела о своем тоне, но обратно слова не возьмешь.
Он выпустил воздух сквозь сжатые губы, изучая мои глаза, и отступил назад, как будто не смог найти то, что искал.
— Нипочему. Я лучше пойду. Я уже…
— Джо! — На этот раз его прервал голос моей матери. От ее вопля мы оба поморщились.
Она впервые звала меня на помощь после инцидента. Я тяжело вздохнула и плюхнула кисть обратно в ведро.
— Кэм, останься, пожалуйста. Я посмотрю, что с мамой. Сделай себе кофе. И между делом можешь и мне чая заварить.
— Джо!
— Иду! — крикнула я, и Кэм ошарашенно вздрогнул. — Что такое? — спросила я, направляясь мимо него в коридор.
Он ухмыльнулся:
— Никогда не слышал, как ты повышаешь голос.
— Ты явно никогда не видел, как ко мне приближается паук.
Рассмеявшись, Кэм махнул на дверь:
— Я сделаю кофе.
Чувствуя облегчение оттого, что он решил остаться, я поспешила выяснять, чего хочет мама, и покончить с этим.
К моему удивлению, она лежала в кровати и с виду было непохоже, что у нее тут какая-то «ситуация». О господи, надеюсь, она не потеряла контроль над мочевым пузырем. Такое раньше случалось.
— Что? — спросила я, останавливаясь в дверях.
— Кто это? — громко поинтересовалась она, кивком указывая мне за спину. — Я часто слышу его голос в последнее время. Кто это такой?
Это был первый раз, когда мама действительно заинтересовалась хоть чем-то вне своего пропитанного джином бессмысленного существования, и я не могла не ответить:
— Это Кэм. Он наш друг.
— Ты с ним трахаешься?
— Мама! — рявкнула я, передернувшись оттого, как громко был задан вопрос.
— Ну и? — спросила она с глумливой усмешкой. — Посмотри на себя! Стоит такая, меня осуждает. Глаза растопырь, девка. Думаешь, ты лучше меня. Ставишь в вину, что я бью Коула. Думаешь, я ничтожество, пустое место. А вот в зеркало погляди, девка, потому что сама ты ничтожество! — Ее глаза презрительно засверкали, и я поняла, что она этого и ждала. Такова была ее месть за мое нападение: унизить меня перед Кэмом. — Ты никчемное ничтожество, и этот хмырь сбежит, когда ему наскучит то, что у тебя промеж ног!
Я захлопнула дверь, вся дрожа, и прислонилась к ней лбом, пытаясь взять под контроль дыхание. Через несколько секунд я услышала, как она заплакала.
— Джо?
Я втянула воздух сквозь зубы при звуке его голоса и медленно повернулась. Оказалось, Кэм стоит в коридоре и его глаза горят от ярости. Он прошел несколько шагов, остававшихся до меня, и сказал — громко, видимо, чтобы слышала мама:
— Ты не ничтожество. Ты не то, что эти все о тебе говорят.
Я взглянула на его татуировку.
«Будь Каледонией».
Мой взгляд вернулся к лицу Кэма, и, увидев в его глазах боль за меня, я поняла, что он единственный парень в моей жизни, который вообще меня видит. И, что еще важнее, видит глубже, чем вижу я сама. Для Кэма я была больше.
Мне хотелось схватить его за руку, увести в свою комнату, раздеться перед ним догола и позволить ему взять все, что я могу дать.
И взять все, что он может дать мне.