Особенно интересовал Баринова Красный, которого он мысленно называл «верховным главнокомандующим» питерского криминалитета. Знаменательно то, что Красный был держателем общаковской кассы, а значит, как никто другой мог влиять на политику сообщества, на так называемый «теневой бизнес». Но Красный как раз оставался одним из белых пятен в его картотеке. Он был чрезвычайно осторожен, как битый лис. Невозможно было проследить за его стремительными перемещениями по городу и области, личных привязанностей он не имел.
Дважды Баринов пытался установить недалеко от его загородного дома фургон, из которого можно было бы вести наблюдение за воротами, но всякий раз его негостеприимно выпроваживали. Создавалось впечатление, что за высоким кирпичным забором проживал не матерый уголовник, а серьезный кремлевский начальник.
По своему опыту разведчика Баринов знал, что не бывает неприступных крепостей, есть только плохие полководцы, а потому предстояло более тщательно выискивать слабые места у Красного. На первый взгляд казалось, что у Красного напрочь отсутствуют слабые места, он был закрыт для всех в своем доме точно так же, как мумия фараона в каменном саркофаге. Но, присмотревшись поближе к его окружению, Яков Степанович сделал неожиданное открытие: среди приближенных Красного нашлись салажата, обуреваемые завистью. Свой взор Баринов обратил на Толика Ильина, который был в команде Красного чем-то вроде вестового. Должность, конечно, не самая видная, но парень пользовался доверием и мог довольно подробно рассказать о каждом госте, прибывающем к Красному.
С Толиком Баринов встречался раз в неделю в укромных местах, но даже этого было достаточно, чтобы подробно вызнать, какие мысли роятся в башке у Леши Краснова. Единственное, чем отличался Толик от прочих сексотов Баринова, так тем, что никогда сам не брал денег из рук, а терпеливо дожидался, когда тугая пачечка зеленых купюр ляжет на скамейку (если встреча происходила в городском сквере) или скользнет на пластиковый столик (если встреча была в кафешке недалеко от стадиона). Только после этого рука Толика лениво тянулась за гонораром.
Именно от него Баринов и услыхал впервые о том, что Красный ведет какие-то важные переговоры с Москвой. Речи о «Балтийском торговом флоте», правда, не было, но дока Баринов сразу прочухал, чем пахнет: московские уголовнички потянули свои жадные лапы к питерскому порту. Эта информация стоила дорого, ведь Гаврилов уже едва ли не полгода расчищал поле вокруг флота, избавляясь от сильных питерских конкурентов. Но конкуренты появились с той стороны, откуда их не ждали…
Узнав об интересе московских законных, Гаврилов распорядился:
– Этих бандитов в город не пускать! Я не знаю, как вы это сделаете, но здесь они быть не должны!
Баринов поморщился: так скверно он не чувствовал себя даже под разъяренным взглядом командующего.
– Как же я их не пущу? Здесь же не граница. Что мне их, отстреливать, что ли?
Неожиданно Гаврилов перешел на шепот, а это было хуже всякой брани.
– Мне плевать, что вы намерены делать. Отстреливайте, умасливайте, но в Питере они быть не должны. Это мой город! И я здесь хозяин.
– Понимаю, – стиснув зубы, спокойно согласился отставной полковник.
В тот же день Баринов дал команду действовать по классу «А», что означало: жесткий прессинг. Теперь в поле зрения бойцов Баринова попадали не только законные, но и их ближайшее окружение, их гости, их родственники и даже соседи.
Первой жертвой в этой невидимой битве стал московский гонец Чиф. Возможно, к его ликвидации можно было бы и не прибегать, если бы законный не успел переговорить с местными авторитетами, которые и намекнули ему, кто может быть реальным покупателем флота. Решение об уничтожении Чифа Баринов принял самостоятельно. Операция была продумана до мелочей. Его воспитанники, Паша Орлов и Артем Козырев, переодевшись в милицейскую форму, затолкали Чифа в «уазик», вывезли на безлюдный пустырь, где и грохнули без свидетелей.
Война была объявлена, и Баринов справедливо полагал, что скоро в Питере следует ожидать появления нового эмиссара. И он не ошибся.
Встреча состоялась ровно в три часа на морской яхте Андрея Гаврилова. Баринова с Хрулем ждали у самого трапа четверо крепких парней в белых рубашках с коротким рукавом. Они любезно пригласили их на шикарную посудину. Достаточно было одного мимолетного взгляда, чтобы понять: в яхту вбуханы большие деньги. На таком корабле не стыдно принимать глав государств, а не то что катать девчонок по Финскому заливу…
Баринов желал бы жить точно так же, как Андрюшка, – в свое удовольствие: каждый уик-энд проводить в плавучем даме, лопатой грести огромные деньги из государственной казны и знать, что отданные приказы будут исполнены четко и беспрекословно и ничего ему за это не будет.
Отставной полковник постарался не поддаваться унынию и при появлении шефа сумел даже изобразить гримасу неподдельной радости. Андрей был в цветастых шортах и белой рубашке-поло, на носу – большие солнечные очки, загорелый, крепкий, – в общем, выглядел весьма представительно. Он умело играл роль радушного хозяина – крепко пожимал руки, улыбался широко, вот только невозможно было рассмотреть глаза за зеркальными большими очками.
– До тендера осталась одна неделя, – веско проговорил Гаврилов, когда они прошли в капитанскую каюту: огромный зал, где стены и потолок были инкрустированы черным деревом, – такой шик был доступен немногим миллионерам. Он устало плюхнулся на диван, разметав руки в обе стороны. – Я хочу, чтобы все было проделано без сучка и задоринки.
– Так оно и будет, Андрей Антонович. – Баринов не расставался с улыбкой: казалось, она приклеилась к его губам сама собой. С такой гримасой клоуны выходят на цирковую арену.
– Что у нас со списком? – Андрей скрестил ноги.
– Я подготовил полный список. Там фигурируют наши «мертвые души» числом двенадцать. И три темные лошадки. Вот, взгляните… – Баринов щелкнул замками кейса и, вытащив из него несколько листов бумаги, протянул их Гаврилову. – Проведена большая работа!
Ему пришлось привстать, в то время как Гаврилов не сделал даже усилия, чтобы приподнять свою задницу хотя бы на миллиметр. Эта мелочь не испортила настроения Баринову, он продолжал скалиться, старательно изображая подобострастное усердие. Что поделаешь, приличный оклад приходится отрабатывать и таким образом.
– Отлично.
Гаврилов наконец снял зеркальные очки и положил их рядом на диван. Теперь было видно, что он не так безмятежен, каким выглядел в очках.
Андрей погрузился в изучение списка конкурсантов.
– Огo! Это неожиданно. А все прибедняются, что у них денег нет! На прошлой неделе говорил с этим… – он щелкнул пальцем по листку. – Михаил Тимофеевич, говорю, давай войди в долю, закупим бумагу в Сыктывкаре, придержим, а к осени, глядишь, цена подскочит, и мы с выгодой продадим… Нет, говорит, средств нема. А тут на тебе – пакет флотских акций захотел прикупить.