Андрей Гаврилов умудрился создать империю, которая могла бы свободно соперничать с могущественнейшими концернами России вроде «Газпрома». В своей организации он ввел жесткую дисциплину, которая мало чем отличалась от распорядка службы во время военного положения. За малейшее неповиновение он карал не менее жестоко, чем трибунал за измену Родине. Андрей Антонович сумел сосредоточить в своих руках не только огромную власть, но и гигантские финансовые ресурсы, что позволило ему попасть в касту неприкасаемых города. Добившись своего, он стал жить так, как будто не существовало никаких норм морали. Карательные органы? Какой забавный пустяк! Милиция создана для неимущих простаков. Заткнуть глотку можно любому горлопану – важно, чтобы кляп был из зеленых бумажек с унылыми физиономиями заморских президентов.
Для Андрея Антоновича не существовало ничего невозможного: он был вхож в любые кабинеты, заключал головокружительные сделки. А что касается женщин, так ему принадлежали первые красавицы Питера. Все дело было в цене и во времени.
Андрей Гаврилов считал себя всемогущим. И не без основания. Но он настолько уверовал в свою неуязвимость, что даже не заметил, как корабль, который он построил, в одночасье напоролся на выступающий риф и дал течь. Хозяин явно недооценивал влияние законных, а этим ребятам очень не нравится, когда у них из-под носа утаскивают лакомый кусок. Но это еще полбеды. Гавриловым заинтересовались серьезные ребята из конторы. Двойного удара Андрей не выдержит, а следаки, вкупе с законными, будут долбить его до тех пор, пока не истолкут в пыль…
Проанализировав ситуацию, Баринов пришел к выводу, что Гаврилов обречен. Впрочем, корабль, давший течь, еще можно спасти, если сменить капитана, который по собственному безумию, не замечая опасности, бросает тонущее судно на мель.
И почему бы не найти для «Петротранса» нового, более удобного капитана? Вроде Владилена Сергеевича Крюкова. Жаль, что Гаврилов приказал его устранить.
Вот был бы идеальный кандидат. Хваткий, опытный, но в то же время не хапуга, трусоват – с таким можно было бы сработаться: Крюков сидел бы в президентском кресле, подписывал бы бумаги, а он, Баринов, крутил бы втихаря все колеса в концерне…
А Гаврилова можно будет отправить куда-нибудь подальше – уж если не на тот свет, так в Сибирь-матушку на прокорм комарикам… Благо компрометирующий материалец на Гаврилова у Баринова был собран такой убойный, что за глаза хватило бы на десять десяток строгого режима.
Чем тщательнее Яков Степанович анализировал ситуацию, тем навязчивее становилась идея сменить руководителя «Петротранса».
Баринов включил магнитофон. Из динамика полился негромкий разговор:
«– Ты не позабыл, что нам в свое время обещал Гаврилов? – напористо спрашивал голос с хрипотцой.
– Ну? – вяло отозвался собеседник. – А то, что через полгода каждый из нас получит по квартире в центре Питера. А уже третий год лямку тянем – не можем наскрести даже на приличную тачку. Мне уже стыдно в своей побитой «девятке» жену возить!»
Баринов сразу узнал голос второго. Это был Павел Орлов – белозубый красавец, служивший под его началом в ВДВ. Он был из той категории людей, которым сколько ни давай, им все время будет мало.
Собеседником Паши был Артем Козырев. Жил он недалеко от Дворцовой площади с восемнадцатилетней девицей, работавшей в рекламном агентстве моделью. Его сожительница имела хобби – снимала богатеньких лохов на Невском проспекте, что давало им возможность три раза в год оттягиваться где-нибудь на Канарах. О тайной страстишке своей сожительницы Артем знал, но, похоже, ее приключения его интересовали мало. Не исключено, что у них была взаимная договоренность: когда его подруга коротала время в ресторанах и гостиницах, он веселился в оздоровительных клубах, где мастерицы высокого класса делали ему эротический массаж.
«– Я с тобой не согласен, Козырь, – гудел Паша Орлов. – Ты бы лучше у полковника спросил, куда наши премиальные деваются. Он же на деньгах сидит, как курица на яйцах. С него и спрос… Я это давно уже просек.
Козырев громко хмыкнул:
– А что, и спрошу!»
Баринов выключил магнитофон. Эту кассету ему вчера передал Козырев для прослушивания. Теперь ясно, откуда у Гаврилова появился «доброхот». Паша стучит. Да, блин, ну и жизнь, мать ее! Просто как в банке с пауками – всем мало, каждый норовит друг дружку укусить побольнее да исподтишка башку оторвать… Ну ладно, сержант Орлов, мы с тобой разберемся не хуже, чем ты разобрался с Лехой Красным.
Девушка под грохот рваной ритмичной мелодии легко скользила между столами. После каждого аккорда она откидывала голову назад, отчего волосы пшеничными волнами разлетались по ее плечам. Всем своим видом она напоминала горячую лошадку, которую хотелось взнуздать и оседлать.
Глаза у девушки были огромные, черные. В отличие от большинства танцовщиц стриптиз-балета, она умела смотреть на клиента немигающим и откровенным взглядом: зрители, встречавшие ее дерзкий взгляд, готовы были щедро отблагодарить ее за танец.
– Какая милашка, – промурлыкал Баринов. – Хоть и не молод я уже, а нашел бы силы, чтобы погарцевать на тебе.
И сунул девушке за резинку трусиков две двадцатидолларовые бумажки. Та сделала вид, что не расслышала слов, и только лукавая искорка, вспыхнувшая в черной бездне ее глаз, засвидетельствовала ее отменный слух.
Баринов еще не составил мнения об этой девице. Она не обращала внимания на озорные щипки разгоряченных зрителей, и стоило кому-то из них выскочить к ней на сцену, как молчаливые парни в черных смокингах, застывшие в проходах равнодушными истуканами, мгновенно скручивали наглецу руки и выводили из темного зала.
Тело танцовщицы было сложено удивительно. Соблюдены все пропорции тела, абсолютная гармония. Ни дать ни взять Венера Милосская. Такие же исполненные гармонии тела – застывшие в камне – украшают дворцы Рима и парки Парижа. Странно было видеть эту богиню во плоти и крови в простом стриптиз-баре.
– Ты только посмотри, какая кожа гладенькая, – кивнул Баринов в сторону танцовщицы. – Оливка, да и только!
– Девка что надо, – согласился Хруль и, повертев соломинку в руках, сунул ее в высокий коктейльный стакан. – Такую бы только пилить и пилить.
Баринов усмехнулся. Для подобного подвига нужна была недюжинная смелость. Другом этой танцовщицы был не кто иной, как Леша Краснов, который часто приезжал сюда к концу представления, чтобы забрать эту диву в свой «Мерседес». Да где теперь Леша…
Танцовщица подошла к другому столику. На ней были только узенькие полупрозрачные трусики, крупные серьги, которые едва не касались плеч, да красные туфли на невероятно высоких каблуках. Оставалось только удивляться, как это за все время танца она ни разу не споткнулась.
– Когда она раздевалась, – громко сообщил Хруль, – я даже решил, что это она делала исключительно для меня. А у вас не было такого ощущения?