Паркетчик посетовал:
— Странные вы, однако, люди! Как вы себе это представляете? Чтобы я по газетным вырезкам составил психологический портрет? Поверьте мне, я не медиум какой-нибудь, а серьезный ученый… точнее, бывший ученый. Меня интересуют только конкретные факты. Мне нужно как минимум познакомиться с делами…
— Мы предоставим вам материалы.
На мгновение в глазах Шатрова вспыхнул огонек, но тотчас погас.
— Но у меня нет ни желания, ни тем более возможности.
— Жаль… А может, вы могли бы тогда сказать, почему преступник отрубает у своих жертв пальцы? И кисти рук?
После некоторого раздумья Шатров ответил:
— Мое мнение такое… Вам это может показаться странным, но маньяк рубит конечности своим жертвам от большой любви. Это настолько всепоглощающая любовь к своей жертве, что она сжигает его изнутри. Он готов оставить себе какую-то часть тела жертвы. Очень часто это бывает голова, даже нога. В вашем случае — это пальцы и кисть. Как это ни покажется вам кощунственно, в моей практике был такой маньяк, который носил пальцы своих жертв в портсигаре, а другой и вовсе надевал в качестве амулета отрезанное ухо жертвы на шею.
Чертанов был поражен.
— Зачем они это делают?
— Для них куски человеческого тела являются чем-то вроде талисмана. Если хотите, своеобразным тотемом, что ли, который способен приносить им удачу и отгонять злых духов. А все потому, что у всех маньяков извращенное понятие о любви. Они просто живут в каком-то другом измерении, недоступном нашему пониманию. И убивают людей они не от ненависти, а от большой привязанности. Они скверно себя чувствуют в обществе живых людей, по-настоящему им хорошо только с покойниками.
Михаил был потрясен.
— Вы рассказываете невероятные вещи.
Шатров отрицательно покачал головой:
— Вовсе нет… Невероятные вещи я рассказывал на своих лекциях в институте, а то, что вы услышали сейчас, это всего лишь прописные истины. Вы интересовались когда-нибудь историей ацтеков? — неожиданно спросил он.
— Только в общих чертах, — обескураженно сказал Михаил, сбитый с толку неожиданным вопросом. — Знаю только, что они убивали своих пленников.
Улыбка Шатрова выглядела печальной:
— Не совсем точно. Они приносили пленников в жертву своим богам. Вырывали у них сердца и даже съедали отдельные части их тел. До нас дошли настенные рисунки этих безобразных кровавых сцен. Вы думаете, что это происходило от чрезмерной жестокости?
Пожав плечами, Чертанов предположил:
— Наверное, такова была их религия.
— Вот именно, религия! Но она замыкалась на том, чтобы любить своих пленников, как детей и братьев. Их ведь не сразу убивали. До жертвоприношения пленники жили в хижинах своих победителей. К ним относились как к самым почитаемым родственникам. Пленники жили в любви и почете, им отдавалась лучшая пища, одежда. Хозяин дома называл своих пленников не иначе как любимыми сыновьями. Но наступал день, и пленников приводили к храму смерти, где у жертвенного камня жрец вырывал им сердца, а паства лакомилась человеческим мясом… И все это проделывалось тоже от большой любви. Я вам хочу сказать, что действия серийных убийц мне очень напоминает психологию древних ацтеков. Вас не шокирует подобное откровение?
— Признаюсь, неожиданные рассуждения. Но такое полезно услышать, может что-то пригодиться в работе. А вы можете хотя бы примерно сказать, какого возраста наш маньяк. Это нам помогло бы значительно сузить поиск.
— Разве что примерно… Для более точной характеристики нужно располагать материалами дела. Но то, что он молод, это однозначно. К тому же он очень сексуально активен. Его возраст где-то от тридцати до сорока пяти лет. Больше я ничем не могу вам помочь, — развел руками Шатров. — Увы!
— Спасибо и на этом. Если все-таки надумаете помочь следствию, так мы будем только рады сотрудничеству. Я слышал, что ректор мединститута недавно предложил вам возглавить кафедру.
— Вы и об этом знаете, — невесело буркнул Дмитрий Степанович.
— У нас профессия такая — знать, — улыбнулся Чертанов. — Прежде чем встретиться с вами, я разговаривал с очень многими людьми, и все они, как один, говорят о том, что вы блестящий ученый и что вы непременно должны вернуться в науку.
— Я еще сам не решил, как мне поступить, а они уже за меня решают, — раздраженно проворчал Шатров.
— Не в моих правилах давить на совесть, но от вашего профессионализма зависит очень многое, а именно — быть ли следующим жертвам.
— Говорите, что не хотелось бы, а сами давите, — возразил Шатров.
Дверь из соседней комнаты отворилась вновь, и в проеме предстал тот же самый коренастый тип с толстой шеей. Зыркнув на Чертанова недобрыми темно-карими глазами, он заговорил, процеживая слова сквозь стиснутые зубы:
— Послушай, ты думаешь, что тебе за простой платят? С нас хозяин стружку снимет!
Посмотрев на Чертанова, Дмитрий Степанович печально констатировал:
— Вот с такими типами приходится работать. — И уже по-деловому добавил: — Если бы он попал ко мне в свое время в психлечебницу, то я бы покопался в нем и, поверьте мне, поставил бы с полдюжины диагнозов. В общем, мне пришлось бы с ним повозиться! Вот что я тебе скажу, — повернулся он к крепышу, снимая халат, — забери свою амуницию. Я уволился! Пойдемте.
— Ты еще пожалеешь, — бросил ему в спину коренастый, — будешь обратно проситься, не возьму!
— Не обольщайся, — громко хлопнул дверью Дмитрий Степанович.
Выйдя на улицу, они некоторое время шли молча. Неожиданно Шатров остановился и произнес с заметной грустью:
— А ведь я задумал прекрасный узор! Такой есть в одном из залов Лувра. Жаль, что доделывать его буду не я… Знаете, майор, о чем я сейчас мечтаю?
— О чем же?
— Когда-нибудь у меня будет свой дом, и в огромном зале (метров на сто!) я непременно выложу именно такой итальянский паркет. Итальянцы понимают в этом толк. Что у вас там еще есть, показывайте. Вы ведь рассчитывали, что я должен заинтересоваться этими преступлениями. Ведь так? — строго спросил Дмитрий Степанович.
Михаил невольно улыбнулся. Ему все больше нравился этот чудаковатый молодой доктор.
— А вы проницательны, — Чертанов вытащил из сумки пухлую папку, — взгляните, пожалуйста.
— Только давайте не на ходу, — недовольно проворчал Шатров. — Выберем где-нибудь место, там и присядем.
Чертанов улыбнулся, от него не укрылось, с каким азартом заблестели глаза Дмитрия Степановича. Все правильно, человек занялся любимым делом.
Свободная скамейка отыскалась во дворе винного магазина, недалеко от служебного входа. Двое подвыпивших рабочих, негромко матерясь, стаскивали с кузова небольшого грузовичка ящики с водкой. Посуда, заполненная спиртным, весело позвякивая, располагала на лирический лад. В глазах грузчиков не заметно ни малейшего намека на душевный трепет, очевидно, они уже давно работают в винном магазине и успели перетаскать не одну тонну водки. К подобному изобилию быстро привыкаешь и воспринимаешь его разве что на вес.