Чертанов поднял телефонную трубку и быстро набрал номер Бутырки:
— Это с вами майор Чертанов говорит… Сегодня к вам поступал Шатров?.. Где вы его держите, в общей камере? Как в лазарете?! Откуда ножевое ранение? Серьезное?.. Хорошо, выезжаю.
* * *
Перемены в собственной судьбе Дмитрий Степанович Шатров воспринял философски. Как говорится, с кем не бывает! Сегодня ты доктор наук, а завтра, может статься, вполне заурядный заключенный. А кроме того, его не покидало ощущение, что все произошедшее случилось не с ним. Иногда полезно посмотреть на себя как бы со стороны. Это способствует критически относиться к собственным поступкам. А если неприятность все же произошла, следовательно, он сам допустил где-то непростительную ошибку, за которой непременно должна последовать расплата.
В Бутырский следственный изолятор из камеры предварительного заключения его перевозили в обыкновенном «уазике», переоборудованном в автозак. Вместе с Шатровым в нем везли еще четырех человех. На вид вполне приличные люди. Но не стоило особенно обольщаться, за плечами каждого из них серьезная криминальная биография. Да и он, по их мнению, был далеко не белоручка-карманник.
Правда, в самом углу машины расположился неприятный тип с короткой пегой бороденкой. Вот он по виду настоящий вурдалак! Дмитрию Степановичу он напоминал одного из его пациентов. Прикованный к клетке в камере СИЗО, тот ласково говорил, когда Шатров наведывался к нему с очередным визитом:
— Вот твою кровь попробовал бы. Чую, она у тебя очень аппетитная!
При этом вурдалак шумно втягивал воздух и разевал щербатый рот. В общем ублюдочный был тип.
Шатрову очень хотелось посмотреть на зубы человека, примостившегося в углу автозака. Зубы, как известно, могут многое поведать о человеке. И когда тот открыл рот, то Дмитрий Степанович не сумел сдержать отвращения, — вместо резцов у него торчали черные обломки.
Глянув в зарешеченное окно, один из арестованных уныло протянул:
— Красная Пресня. Все, бляха муха, домой приехали!
— Ну-ка, ну-ка, я гляну! — подался вперед чернозубый, дохнув в лицо Шатрову каким-то гнилостным запахом. — Она, родная! — в его голосе прозвучали нотки, очень похожие на умиление. Вблизи он оказался довольно древним стариком — и надо же, тоже попал.
Слегка покачнувшись, дедок оперся на Шатрова, и в тот же миг что-то обжигающе-холодное вошло в его тело и угнездилось под ложечкой. Дмитрий Степанович хотел было обругать старика и даже открыл рот, чтобы выдавить из себя проклятие, но вместо этого из горла вырвался всего лишь неприятный сип. Конечности мгновенно отяжелели, сделавшись неподъемными, а тело, еще минуту назад такое сильное, вдруг стало неожиданно заваливаться на бок. У Шатрова не оставалось сил, чтобы воспрепятствовать этому падению. Сознание помутнело, и через пелену забытья он увидел холодный и острый, будто заточка, взгляд старика.
Шатров открыл глаза. Взгляд уперся в белое полотно. То, что это потолок, он сообразил только тогда, когда увидел огромную и темную, будто чернильная клякса, муху, которая уверенно рассекала потолок по диагонали. В середине потолка насекомое неожиданно остановилось и, руководствуясь какими-то собственными соображениями, направилась в противоположную сторону.
Дмитрий Степанович хотел было подняться, как вдруг увидел над собой склонившуюся фигуру в белом халате и колпаке. Хирург!
— Лежите! — предостерегающе-строго произнес он. — Вам нельзя подниматься. Вам была сделана сложнейшая операция.
— Что со мной было? — с трудом спросил Шатров, облизав пересохшие губы.
Шатров не узнал собственного голоса, и от этого ему сделалось немного не по себе.
— Вас ранили ножом в печень. Если будете следовать советам врача, то все обойдется.
— Сколько же я пролежал?
Речь ему давалась с трудом, что неприятно было осознавать.
— Вы пролежали трое суток без сознания. Но кризис миновал. — Неожиданно врач пропал из поля его зрения. — К вам пришел гость, — его голос прозвучал откуда-то из середины комнаты. — Я оставляю вас наедине.
В следующую секунду Шатров увидел Чертанова. Тот был в форме, поверх которой наброшен просторный белый халат. В ладонях он держал коробку сока и смущенно улыбался.
Память понемногу возвращалась к Шатрову. Ах да, он же арестант! Значит, он в тюремном лазарете. Выходит, допрос продолжается.
Присев, Чертанов заговорил:
— Знаете, я бы хотел принести вам извинения. Произошла ошибка… Я даже не знаю, как загладить свою вину.
Шатров нахмурился:
— С чего вы взяли, что произошла ошибка?
На лице Чертанова отобразилось замешательство:
— Пока вы лежали, произошло еще одно убийство. На сей раз недалеко от Ленинградского проспекта. Опять черное платье и отрезанная конечность… В этот раз, как вы и предвидели, одного пальца оказалось недостаточно, и маньяк решил отрезать стопу целиком.
— Когда произошло убийство? — слегка приподнялся Шатров.
— Лежите! Лежите! — яростно запротестовал Чертанов. — Вам совершенно нельзя подниматься!
— Когда?!
— Два дня назад.
— Вот как, — убито вздохнул Шатров. — Я ведь вам так и не успел сказать всего. Я произвел расчеты. Из них следует, что время между преступлениями будет сокращаться. Причем ближайшее должно было, по моим расчетам, произойти именно в тот день, когда и произошло.
— С чего вы взяли?
— Во-первых, потому, что этого требует звериная натура серийного убийцы, а во-вторых… Найдите, пожалуйста, мою одежду… Сейчас объясню. В правом кармане брюк у меня лежат те самые расчеты.
— Хорошо, я сейчас принесу вашу одежду, — кивнул Чертанов. — Вы только не поднимайтесь.
Не прошло и десяти минут, как Михаил вернулся, победно неся аккуратно сложенную одежду.
— Не этот? — показал он листок бумагу Шатрову.
— Он самый! Взгляните, пожалуйста, что там у меня на рисунке, — взволнованно попросил Дмитрий Степанович.
Чертанов, удивленно посмотрев на застывшего Шатрова, бережно развернул листок, на котором была начерчена система координат со сложным узором множества мельчайших линий. На полях были нанесены какие-то условные обозначения и цифры.
— Я ничего не могу понять, — пожал плечами Михаил. — Какие-то стрелки. Черточки, цифры…
— Посмотрите правее, в углу, — все так же взволнованно сказал Шатров.
Действительно, в углу листка была написана цифра 2, а от нее, в сторону пересечения двух кривых, отходила прямая черта.
— Здесь тоже двойка, — сказал Чертанов. Волнение Шатрова понемногу передавалось и ему.
— Когда, вы сказали, было совершено убийство?
— Второго мая… Вы хотите сказать, что сумели высчитать предполагаемое время убийства? — Глаза Чертанова невольно округлились. — Вы просто угадали, такого не может быть!