— Я слушаю тебя.
— Я знал Сулеймана еще мальчиком, я его воспитывал. Никогда еще Турция не имела такого достойного султана. Он создан для великих дел. Но ему мешает их совершать одна женщина… Я много терпел, когда эта женщина пренебрегала нашими обычаями, стала открывать лицо, принимать у себя мужчин, заниматься строительством, затем отделила гарем…
— Кто же это такая? — весело рассмеялась Роксолана. — Как она посмела?
— Мы долго терпели это. Но не можем терпеть больше вмешательства этой женщины в государственные дела. Негоже женщине решать с какой страной воевать султану.
Роксолана молчала. Визир продолжил, сверля ее ненавидящим взглядом:
— А еще хочу напомнить этой женщине, что судьба ее детей в наших руках.
— Ты имеешь в виду, что вы убьете моих детей, когда Мустафа сядет на трон? Но для этого надо, чтобы Сулейман… чтобы его не стало… Ты угрожаешь мне смертью моего мужа? И не боишься? — Роксолана побледнела.
Визирь помолчал, презрительно глядя на женщину и продолжал:
— Я не боюсь ничего. Люблю султана больше тебя, потому что никогда его не предавал, как ты. Завещание Фатиха не отменить. Совет улемов все равно оставит в живых одного старшего сына, когда он сядет на престол… Но это в будущем. А я имею в виду день сегодняшний. Гнев Падишаха и улемов будет безмерный, когда они узнают, что твои дети крещены в христианскую веру! Никто их не спасет!
— Это клевета! — вскочила Роксолана. — Баязеда я не…
— А Селима? — спокойно спросил визирь.
— Не помню… Я была тогда в родовой горячке, немного стало легче… Кто тебе это сказал? — остолбенела от сильнейшего страха за своего сына.
Визирь помолчал. Роксолана взглянула на берег, где черный евнух неоднократно бросал взгляды в их сторону.
— Хассан? — догадалась Роксолана. — Этот подлый трус…
— Я не хочу причинять боль моему повелителю. — сказал визирь. — Хассану я дал деньги за молчание, и я буду молчать, если ты не станешь вмешиваться в государственные дела.
Роксолана на мгновение задумалась. Еще раз взглянула на берег моря, на Хассана и слуг, которые были его людьми… Приняла решение и мгновенно успокоилась. Сказала холодно:
— Хорошо. Нет другого выхода.
Позвала детей и пошла в палаты.
Султан проводил Совет Дивана, когда послышался какой-то шум у двери. Все удивленно прислушивались. А за дверью стояла Роксолана с детьми и янычары. Ага охранников стоял перед дверью и смущенно говорил:
— О, Радостная Мать принцев! Сюда нельзя женщинам! Еще ни одна сюда не ступала… Падишах занят судейскими делами. Я не могу его беспокоить!
— Я тоже хочу суда! — крикнула. — Над разбойниками, бесчинствующими в палате Падишаха! — Сказала твердо, подходя к двери. Ага стал на колени перед ней. Вошла в судейский зал со слезами, но так твердо, будто сама собиралась в нем судить. Вошла и закричала:
— Спаси детей своих! Я боюсь возвращаться в гарем!
Султан встал с престола.
— Что это? — спросил громко и пальцем дал знак всем, чтобы покинули зал. Смущенные достойники выходили, оглядываясь, как на чудо.
— Что случилось? — спросил обеспокоенный Султан. — Кто-то сделал зло тебе или детям? — гнев уже появился в глазах.
— Нашим детям! — целовала их и обливала слезами.
— Кто посмел? — тихо спросил султан, наблюдая за сыновьями.
— Ахмед — паша!
— Мой визирь Ахмед-паша? Это же достойный человек… он вырастил меня… Не может быть!
— Ты мне не веришь? — закричала жена. Дети расплакались.
— Что же он сделал? Что? — спросил султан. Бледная, но решительная Роксолана бросила:
— Потребовал, чтобы я не вмешивалась в твои дела… Иначе…
— Как это потребовал? Иначе что?
— Что откроет перед людьми и тобой…
— Что откроет? — прервал ее в возмущении.
— Что я окрестила твоих сыновей, — взорвалась. — И их казнят.
— Окрестила?..
— Нет, это выдумка! Это ничтожная клевета Ахмед — паши и подкупленного ним Хассана!
Он вздохнул.
— Я знаю, что он против тебя… Но чтобы дойти до такого… это вызвало бы бунт янычар — покачал головой. — Оба преступника должны умереть. Только справедливость требует их выслушать!
Роксолана встала и сказала:
— Делай судейское дело твое!
Склонилась так, как человек, имеющий полную правду за собой и не боится приговора.
— Стража! — грозно крикнул султан. — Немедленно посадить Ахмед-пашу и Хассана!
…Когда Роксолана шла по коридору, видела, как вели обезумевшего от страха Хассана в тюрьму. Он все время кричал от ужаса:
— Все неправда! Великий визирь Ахмед — паша велел мне так говорить! И обещал за это много денег! И дом в Скутаре! А это все неправда, что я говорил!
Роксолана слышала это и едва заметно улыбнулась. А визиря встретила, когда выходила через ворота Джеляд-Одаси. Ахмед — паша шел твердым шагом, не удостоив взглядом Роксолану. Она посмотрела ему вслед и подозвала к себе предводителя немых-дельсизов. Дала черный шелковый шнур и показала кивком на визиря. А после того, как вышла из ворот и ворота за ней закрылись, услышала сдавленный крик…
Не дрогнула. Не чувствовала никакой вины, потому что защищала детей.
Вечером была в своих покоях с детьми. Молилась Аллаху, рядом с кадильницей, в нежных клубах дыма. Прислушивалась к каким-то глухим звукам.
В молитве и застал ее озабоченный Сулейман.
— Что это за звуки такие? — спросила его Роксолана.
— Янычары бесчинствуют… — сказал Сулейман. — Как узнали, что Ахмед — пашу казнили, и еще и без заслушивания… Как ты могла это сделать?
— Он посмел грозить детям твоим! — сверкнула глазами Роксолана. — Но у тебя есть Хассан!
— Я его допросил, — сказал султан. — он все сказал. — И внимательно посмотрел на жену.
— Что сказал? — спросила спокойно.
— Ахмед — паша приказал ему оклеветать тебя и денег дал…
— Где сейчас Хассан?
— На дне Босфора…
Странные звуки приближались. Уже можно было услышать удары в барабан во что-то железное, рев голосов, виднелось зарево от факелов… Сулейман подошел к окну, в которое был виден пожар, клубы дыма. Роксолана бросилась к перепуганным детям.
В дверь постучали. Вошел обеспокоенный евнух, упал на колени перед султаном:
— Мой государь! Охрана передает, что янычары приближаются. Взбунтовалась почти вся казарма, требуют выдать им султаншу Роксолану. И чтобы великий султан вел их на войну с неверными.