На душе было уныло, хоть вой! Впрочем, ничего удивительного, было бы странно, если бы его чувства сейчас были иными. Как-никак из морга идешь! Подобное мероприятие не способствует улучшению настроения. Варяг поднялся и двинулся к машине.
Тарантул оглянулся. Охрана профессионально взяла Варяга в полукруг. Теперь к нему не пробиться. Впереди, как обычно, шел Макс. Распахнув дверцу джипа, он застыл, терпеливо дожидаясь, пока подойдет смотрящий.
Варяг, в силу многолетней привычки, преодолевал открытые пространства скорым шагом, что не раз спасало ему жизнь. Однажды он сел в машину за секунду до выстрела. Пуля, выпущенная снайпером, ударилась в стойку кузова. Другой раз осколок гранаты зацепил телохранителя и пробил капот. Так что ребятам работы хватало. Никто тут просто так хлеба не ел. Бывало, что Варяг проявлял некоторую медлительность. В этом случае, отринув всякие политесы, Тарантул настойчиво напоминал смотрящему о том, что нужно немедленно укрыться в бронированном нутре автомобиля. Но на этот раз были позабыты все правила безопасности, возможно, потому, что Варяг находился под усиленной охраной. Да и на территории морга не было посторонних. Варяг не торопился уходить, как будто что-то держало его здесь. А вот что именно, вспомнить он никак не мог.
Наконец Варяг подошел к машине, но садиться не спешил. Неожиданно развернувшись, он обратился к Тарантулу:
— Ты чего-то не договариваешь.
Губы смотрящего жестко сжались, в уголках рта залегли упрямые складки. Тарантул и раньше не однажды убеждался, что Варяг обладает тончайшим чутьем. Порой ему казалось, что он способен читать мысли. И сейчас Владислав смотрел на него с таким чувством, как будто тайны чужой души для него были давно прочитанной книгой.
— От Азата вчера приходил гонец… Не хотел тебя тревожить по пустякам…
— Что он сказал?
— Процент растет.
— И это все? — удивленно спросил Варяг.
Макс слегка отодвинулся, давая возможность Владиславу сесть в салон, но законный не торопился. Интуиция не подвела его и в этот раз.
— Он сказал, что если ты не согласишься… они доберутся до твоей дочери.
Внешне Варяг не изменился, на лице по-прежнему застыло холодное равнодушие. Вот только глаза из темно-серых вдруг сделались почти бесцветными. Такое с законным случалось, когда его охватывал гнев. В этот раз его ярость была почти животной. У каждого, кто созерцал этот странный оптический эффект его глаз, от холодного ужаса невольно начинали бегать по спине неприятные мурашки.
Тарантул не сумел выдержать взгляда Варяга. Он отвел глаза, его взгляд неожиданно зацепился за ладонь Варяга, покоившуюся на открытой дверце, — на безымянном пальце он увидел перстень явно старинной работы, на котором был выгравирован медведь, натягивающий лук. Константин и прежде видел у смотрящего этот перстень, но никогда не обращал внимания на рисунок. Может, это дворянский герб? Будто бы почувствовав чужой интерес, пальцы Варяга сжались в кулак, спрятав старинный перстень.
Тарантул с минуту не решался поднять взгляд на смотрящего, а когда наконец посмотрел, то увидел, что его глаза приняли прежний цвет.
— Я больше не хочу о нем слышать. Ты меня понимаешь?
— Да. Может, привлечь Сержанта? У него есть опыт в таких делах.
— Нет, — поморщился Варяг, — пускай этим займется Получатель.
— Хорошо, — согласился Друщиц, — он не подведет.
Тарантул краем взгляда вновь зацепил золотой перстень. Вне всякого сомнения, это был какой-то особенный перстень, таких вещей на поток не делают. Чувствовалось, что для мастера золото было привычным материалом и работал он с большим вдохновением. Тарантула не покидало ощущение, что с этим перстнем связана какая-то тайна.
Варяг уверенно сел на заднее сиденье, рядом сел Макс. Негромко закрылась дверца автомобиля, и он стал выезжать со двора. Тарантул подозвал машину сопровождения. Расположившись в мягком кресле, он закрыл глаза — день был тяжелый, хотелось отдохнуть. Не время расслабляться! Отряхнувшись, Друщиц набрал несколько цифр, и, когда абонент лениво протянул «Слушаю», он коротко произнес:
— Встретимся на нашем прежнем месте, — и тут же отключил телефон.
* * *
Настоящее имя Получателя было Сосо Абашидзе. Из потомственных воров. Его криминальная карьера развивалась поначалу относительно спокойно, собственно, как и у большинства его сверстников. Сев за решетку по уважаемой статье (гоп-стоп), он четыре года был гладиатором у смотрящего зоны и прославился тем, что в драках бывал особенно жесток. Позже он вошел в ближайшее окружение пахана, был пацаном и присматривал за мужиками, когда пахан откинулся, то Сосо был оставлен на зоне за смотрящего.
Пахан он был с пониманием, мужиков, в отличие от многих смотрящих, не гнобил и другим не позволял. Разве только тех, кто не к месту показывал свой норов. Но уж если подобное случалось, то наказание было жестоким и неотвратимым, превращаясь в своеобразную акцию, в которой Сосо непременно принимал участие. Абашидзе бы отступиться, отойти в сторонку, дать проявить себя другим, ведь не воровское это дело кулаками-то размахивать. Но Сосо от провинившегося не отступался до тех самых пор, пока не сбивал в кровь кулаки. Подобные вещи блатными осуждаются, да и авторитета вору не прибавляют, скорее даже наоборот. Взирая на подобное зрелище, блатные только криво улыбались, понимая, что смотрящий вылупился из гладиаторских лат.
Таким Сосо остался и после того, как откинулся. Он не упускал возможности лично поучаствовать в молодецких потасовках. Возможно, подобное поведение стало одной из причин, почему вдруг застопорилась его уголовная карьера. Ровесники Сосо уже ходили в положенцах, а некоторые и вовсе одели «шапку», а он, как обыкновенный пехотинец, продолжал разъезжать по стрелкам да раскидывал пальцы. Если чего он и сумел добиться, так это авторитета сильного разводящего. Приятно, конечно, но все-таки, по собственному мнению, он заслуживал большего. Не выдержав, Сосо однажды высказался на одном из кругов, что его заслуги по достоинству не оценены. Ему возразили, дескать, трудно иметь дело с непредсказуемым человеком. Посоветовали быть посдержаннее и умерить темперамент, а если он проявит себя в организаторских делах и докажет братству свою полезность, то быть ему коронованным.
На воровской Олимп Сосо стремился всегда. Собственно, этому было подчинено все его существо. Даже в Раифской малолетке, не стыдясь, он не однажды говорил, что когда-нибудь наденет воровской венец. И вот сейчас, когда, казалось бы, он был совсем рядом со своей мечтой — стоит только протянуть руку и нахлобучить «корону» на макушку, — нашлись недоброжелатели, посмевшие упрекнуть его в излишней горячности. А как же может быть иначе, если попираются воровские устои! Пришлось напялить на себя личину смирения и сделать вид, что переломил о колено собственную гордыню. Покаяние нужно было для того, чтобы потом всю оставшуюся жизнь смотреть на склоненные перед тобой головы.
Только на первый взгляд кажется, что наверху нет места, но стоит только немного потолкаться, как тесные ряды избранных непременно раздвинутся. Да и наверху не так неуютно, как принято думать, — непогода всегда там, где враждуют между собой циклоны. А если место для жизни ты облюбовал выше облаков, то никакие катаклизмы тебе уже не страшны.