Но равнодушных не было.
Однако ни алчных взглядов, ни горящих жадных глаз. Вполне предсказуемая реакция. Чего же распалять воображение, если это тебе не принадлежит?!
Пересчитанные деньги аккуратно сложили в сумку и заперли ее в сейф, стоявший здесь же в кабинете. Сейф был простенький, его можно было бы отомкнуть кривым гвоздем, но другого в отделении просто не было.
Выглянув во двор, Федосеев приказал дежурному:
— Приведи арестованного.
Арестованных содержали в подвале здания, рассадив их по соседним камерам. Караул, выставленный у дверей, рассказывал, что немецкие шпионы держались на удивление спокойно, словно не сомневались в своем скором освобождении. Был даже момент, когда Федосееву показалось, что он совершил непростительную ошибку, и он готов был отпустить Маврина восвояси, но пакет, полученный с час назад, развеял все его опасения.
Дежурный привел Маврина.
Руки у арестованного были крепко связаны (оно и правильно, неизвестно, что от него можно ожидать), но угнетенным он вовсе не выглядел, воспринимая происходящее как затянувшуюся клоунаду. С первого взгляда видно — матерый волчара, такого пустыми угрозами не проймешь!
— Развяжи ему руки, — распорядился Федосеев.
— Товарищ старший лейтенант, может, повременить? — неожиданно воспротивился дежурный. — Еще неизвестно, как он себя поведет.
— Ну что за партизанщину развели! — повысил голос Клавдий. — Как вы не поймете, что милиция — это почти армия. Тем более в условиях военного времени, и приказы командира не обсуждаются.
Пожав плечами, дежурный без охоты развязал руки арестованному и отошел к двери. Федосеев обратил внимание, что кобура у бойца была расстегнута — небрежным парня не назовешь, скорее всего, предусмотрительность, основанная на реальном боевом опыте.
Маврин сел, аккуратно положил руки на колени. Выглядел он спокойным и сосредоточенным.
— Откуда у вас столько денег?
Маврин неодобрительно хмыкнул:
— Значит, в багаже порылись.
— А вы как думали?
— Эти деньги я должен был доставить по назначению.
— Это по какому же назначению?
— А вот это уже не ваше дело. Вы сообщили о моем задержании в Москву?
Арестованный держался по-прежнему спокойно и, что больше всего раздражало Федосеева, совершенно уверенно. Такое впечатление, что он находился в гостях у кума и, набравшись терпения, дожидался обещанных блинов с медом.
— Хм… Странный вы тип, как я погляжу. Мне еще таких встречать не приходилось. Да, выдержка у вас колоссальная. Этому тоже в немецких диверсионных школах учат? — Маврин невозмутимо молчал. — Я звонил в Тридцать девятую армию. — Лицо майора оставалось неподвижным. — Майора с такой фамилией в контрразведке не значится. Человека с такой фамилией нет даже во всей армии! Вам нужно было бы выбрать какую-нибудь фамилию попроще, например, Иванов или Кузнецов. Вот таких набрались бы батальоны! Да и не запоминаются особо такие фамилии.
— Еще раз повторяю, вы совершаете ошибку. Пока не произошло непоправимого, немедленно отпустите меня!
— Это как отпустить, без барышни, что ли? А ее здесь оставите? А она ведь себя очень нехорошо чувствует.
— Если с ней что-нибудь случится, то вы ответите по всей строгости!
Кто-то из милиционеров сорвал с Маврина погоны, и теперь нитки неряшливо топорщились на плечах. Не было уже и наград: Звезда Героя вместе с деньгами лежали в сейфе, а вот ордена — в металлической коробке из-под чая в столе.
Поскоромнее надо было бы с наградами-то, глядишь, может быть, что-нибудь и выгорело бы.
За окнами раздался шум моторов подъехавших автомобилей, сопровождаемый треском мотоциклетных моторов. Затем громко хлопнула дверца, и на улице раздался чей-то хорошо поставленный командный голос:
— Давайте, показывайте вашего диверсанта!
А это кто еще пожаловал?
Федосеев подошел к окну и увидел, как из забрызганного грязью легкового автомобиля вышел начальник управления Степанов, а рядом с ним в черном цивильном костюме шагал крепкий мужчина лет сорока. Пиджачок немного великоват и слегка перекошен на правое плечико (не исключено, что в кармане лежит какая-то боевая игрушка). Но, несмотря на неказистый вид, он нисколько не смущался присутствующих и держался уверенно, как человек, наделенный немалой властью. Даже начальник управления — парень ростом с коломенскую версту — рядом с ним как-то заметно сникал.
Адъютант, забежав вперед, услужливо распахнул дверь. Прозвучала команда «смирно!».
Дверь рывком распахнулась, и стоявший у порога дежурный едва успел шагнуть в сторону.
Федосеев вскочил и шагнул вперед для доклада.
— Товарищ начальник управления…
— Знаю, знаю, — протянул Степанов руку для приветствия. — Значит, это и есть тот самый диверсант?
— Так точно, товарищ начальник управления. При нем было обнаружено один миллион триста тысяч рублей, семь пистолетов разных марок. Целый чемодан с печатями и всяческими удостоверениями, а еще какая-то штуковина, навроде стреляющего ствола. Для чего он нужен — непонятно, но это и не нашего ума дело. Знающие люди разберутся.
— Это ты верно заметил про знающих людей. Вот к нам и прибыл товарищ из центра, — показал Степанов на мужчину в штатском. — Хочет посмотреть, что вы за птицу такую сцапали.
Под твердым и немигающим взглядом гостя Федосеев несколько оробел. Московские гости сюда наведывались нечасто. А уж если быть откровенным до конца, то за последние пять лет это был первый случай. Удивляло даже не появление значительного человека — куда только не заносит служебная необходимость! — а та оперативность, с которой он объявился здесь. Бывает, неделями ждешь ответа на какой-нибудь запрос, а тут примчалось начальство из-за двух диверсантов, задержанных где-то в глухом районе на одной из захудалых проселочных дорог.
— Героем Советского Союза представился. Документы имеет, что является заместителем начальника отдела контрразведки Тридцать девятой армии Второго Прибалтийского фронта.
— Кстати, по поводу Звезды Героя, — глуховатым голосом заговорил мужчина. — По номеру награды мы выяснили, кому она принадлежит.
— И кому?
— Генерал-майору Красной Армии Вениамину Андреевичу Шептунову. В одном из боев на Волховском фронте он был тяжело ранен и попал в плен. По нашим агентурным сведениям, он наотрез отказался от сотрудничества с немцами и погиб в одном из лагерей для военнопленных. Так что же вы мне на это скажете, гражданин Маврин? А может быть, все-таки господин?
— Я буду разговаривать только с представителем военной разведки. — Маврин упрямо не сводил глаз с мужчины в штатском.
Сунув руку в карман, незнакомец вытащил удостоверение и поднес его к глазам Маврина: