– Зачем?
– Затем, что земли пиктов, куда мы высадимся на рассвете, покрыты лесами! Там не обойтись без топора или доброй секиры. Меч хорош против людей, а против дерева нужен топор… Иначе сучьев не нарубишь и костра не разложишь!
Конан отпустил канат и решительно двинулся к люку, ведущему на гребную палубу.
– Постой, господин, – сказал Идрайн. – Если нам нужен топор, я спущусь вниз и достану его. В кладовке моя секира. Я сорву замок и возьму ее.
– Отличная мысль! – Киммериец вновь отступил к борту. – Ты умный парень, Идрайн! Поторопись же за своей секирой и постарайся не шуметь.
Когда фигура голема скрылась в люке, Конан тигриным прыжком подскочил к большой лодке и продырявил ее. Он не нуждался в топоре; зачарованный клинок резал дерево с той же легкостью, как людскую плоть.
Превратив лодку в решето, киммериец соскользнул в плясавшее на волнах суденышко и рассек канат. Борт корабля сразу отодвинулся, ушел в предрассветную мглу; лодочку отшвырнуло, закружило, и в лицо Конану, возившемуся с веслами, плеснули соленые брызги. Зийна испуганно вскрикнула за его спиной:
– Веревка оборвалась, господин! Твой человек остался на судне! Гирдеро убьет его!
– Парус! – рявкнул Конан. – Ставь парус, женщина, и садись к рулю! Да поживее! А я буду грести!
Уже навалившись на весла, ощущая упругое сопротивление волны, чувствуя, как лихорадочное возбуждение покидает его, киммериец глубоко вздохнул и добавил:
– О моем человеке не беспокойся, с ним Гирдеро не совладать. Да и не человек он вовсе…
… Жуткий рев, от которого сотрясались стены каюты, пробудил Гирдеро. По привычке он пошарил рядом рукой, но теплого тела Зийны не было; тогда, предчувствуя недоброе, Гирдеро схватил меч и выскочил на палубу.
В сумрачном свете занимавшегося утра он увидел мертвых стражей, распростертых на досках, и серокожего исполина с секирой, который высился по левому борту, как изваяние Нергала. Гигант тянул руки в туманную мглу, будто хотел зацепиться пальцами за прибрежные утесы, и ревел:
– Господин! Господин! Где ты? Где ты, господин?
«Великий Митра, разбойник сбежал! – мелькнуло в голове у капитана. – Сбежал, оставив своего слугу! Но почему?..»
Это требовалось выяснить, и Гирдеро твердым шагом направился к серокожему гиганту. Страха в его сердце не было: из люка уже вылезали пробудившиеся воины и гребцы, вооруженные до зубов.
Он ткнул великана мечом в бок – вернее, попытался ткнуть: острие даже не поцарапало кожу. Однако слуга обернулся, уставившись на капитана холодным взглядом.
– Ты, блевотина Сета! Где твой хозяин?
Лезвие огромной секиры блеснуло в первых солнечных лучах и опустилось на правое плечо Гирдеро. Рухнув на палубу и корчась в предсмертных муках, он успел еще увидеть, как серокожий исполин шагнул навстречу его воинам, как снова сверкнул чудовищный топор, как рухнули первые бойцы, тщетно пытавшиеся проткнуть великана копьями.
Его секира поднималась и падала, поднималась и падала, словно серп, срезающий стебли тростника. Стоны, крики и предсмертный хрип огласили корабль…
* * *
Очнувшись, Ким обнаружил, что находится в довольно большом помещении с обшарпанными бетонными стенами, пыльным полом и потолком в серых разводах плесени. С потолка свешивалась тусклая лампа на грязном шнуре, окон здесь не было, а металлическая дверь, с которой осыпалась краска, казалась, однако, неодолимым препятствием. Тем более что сам он лежал на полу, под ржавой батареей, прикованный к трубе, тоже покрытой ржавчиной, но, несомненно, прочной. Поза была крайне неудобная – его прицепили за правое запястье, и он всем телом навалился на левую загипсованную руку. Впечатление было таким, словно под боком, впиваясь в ребра, бугрился камень.
Со свистом втянув затхлый пыльный воздух, Кононов пошевелился и сел, оглядывая свою темницу. Воспоминаний, как он тут очутился, не сохранилось, и то же самое он мог сказать о поводе. Вроде согласились подвезти… вроде влез в машину к рыбакам… после – вонючая тряпка на лице, а далее – сплошная Хайбория! Но даже там, в каком-нибудь Аргосе, Шеме или Зингаре, людей не хватают без веского повода! Значит, повод был… Вот только какой?
– Куда меня запихнули? – пробормотал Ким, с удивлением чувствуя, что в голове полная ясность и никаких следов эфирного дурмана.
«В подвал», – любезно пояснил Трикси.
– Это я и сам вижу, что в подвал! А почему?
«Определенно ответить не могу. Мало информации», – отозвался пришелец.
– Но ты хотя бы видел, куда меня везут?
«Нет, к сожалению. Я вижу твоими глазами и слышу твоими ушами. Когда эти органы заблокированы, я глух и слеп, если не считать телепатического чувства. Но этика не позволяет лезть в чужие головы, и по этой причине…»
– Этика! – рявкнул Ким. – Какая, к черту, этика! Там, в больнице, ты о ней не думал? Ты…
«… совершил неэтичный поступок, но умножать грехи не стоит, – перебил его Трикси с ноткой смущения. – Однако не беспокойся, мы справимся с ситуацией. Я уже очистил твой организм от действия снотворного. Мерзкий препарат! Зачем он вам?»
– Как раз для таких случаев, – мрачно пояснил Кононов. – А ты не мог меня очистить раньше? Прямо в машине?
«Мог. Но ты подумай, к чему бы это привело? С высокой долей вероятности – к членовредительству! Тебя бы стукнули по голове либо слегка придушили… А это не так уж приятно, согласен?»
Неохотно кивнув, Ким осмотрел наручники, потом подергал батарею. Она была чугунной, ребристой, старинной конструкции и держалась прочно, на толстых, в палец, штырях, забитых в стену. Такой же несокрушимой выглядела и труба, не говоря уж о железной двери.
«Чего от тебя хотят?» – спросил пришелец.
«Не знаю. – Почти автоматически Ким перешел на мысленную речь. – Я не банкир, не журналист и не чиновник КУГИ… [2] Что с меня возьмешь? – Подумав, он добавил: – Может быть, это связано с Дашей? Возможно, ее разыскивают? И супруг решил, что мне известно, где она?»
«Предположение, не лишенное оснований… Однако хочу спросить: всегда ли у вас банкиров и журналистов приковывают к батареям? В вашем регионе я лишь пару месяцев, а в Финляндии это как-то не принято… Местная традиция, я полагаю?»
«Батареи еще ничего, – отозвался Ким, – это надежда на выкуп, а вот когда горячим утюжком прогладят или сунут бомбу под седалище!.. Тогда вот запоешь!»
«Но в Финляндии…» – в ужасе пискнул Трикси.
«А что Финляндия? Гиперборея, темная страна! Там просто не знают, как обходиться с банкирами и журналистами!»
Он еще раз дернул батарею, потом со злобой вцепился в трубу, уперся ногами в стену, напрягся изо всех сил, но проклятая труба не шелохнулась. Ким тоскливо вздохнул.