Настя захохотала. Искренне и громко. Просмеялась быстро, но в бесцветных глазах ее еще долго плясали озорные огоньки.
– Ты мне определенно нравишься, девочка! Зря, конечно, я напугала тебя с экспериментами, но из песни слов не выкинешь, не люблю врать и юлить. Однако тебе не стоит меня бояться, по крайней мере, если ты не собираешься впадать в вегетативное состояние. А ты ведь не собираешься?
– Даже если и собиралась, то теперь передумала. Напрочь!
– Ну и правильно. Ты мне нужна в полном здравии и твердой памяти. Слишком много времени, сил и финансов я вложила в поиски и доставку тебя сюда. А инвестиции нужно возвращать, желательно с неслабой прибылью. Ты куришь?
Летиция загрузилась полузнакомым словом «инвестиции», пытаясь вспомнить его смысл, и автоматически мотнула головой, даже не задумываясь о сути вопроса.
– Как знаешь. У меня сохранился запас довоенных сигарет, чистый эксклюзив, нынче идут на вес золота. Хотя кому нужно это золото…
Настоятельница раскрыла металлический, серебряного цвета портсигар и осторожно, двумя пальцами, извлекла хрупкую сигарету.
– Рассыпаются от старости, но вкус почти тот же… Аромат потерянного рая. Точно не будешь?
Вся задумчивость при виде раритета мгновенно покинула девушку, она энергично закивала, признавая глупую и поспешную ошибку.
– Да как от такого откажешься! Век себе не прощу!
– Молодец, девонька, – ухмыляясь, похвалила ее Настя. – Женщины должны уметь радовать себя, поддаваться соблазнам. Иначе сдохнем со скуки.
Она протянула портсигар Летиции:
– Только осторожно, иначе рассыплется. Теперь я расскажу немного о своем прошлом. Довоенная жизнь для темы нашего разговора значения не имеет, но то, что случилось в Приюте через несколько лет после Катастрофы, – самое оно. Нас, ученых – медиков, биологов, химиков, еще кое-каких узких специалистов, – спаслось в Приюте порядка пятидесяти человек. Тогда «приютом» его никто не называл, да и функционал у него был довольно далекий от нынешнего, но главное, что светлые головы оказались в одном месте и принялись изучать меняющийся на глазах окружающий мир. У нас было оборудование, знания и желание получить новые… Идеальная среда для пытливого ума.
Лю долго возилась с предложенным портсигаром, наконец с осторожностью сапера извлекла сигарету и, тщательно обнюхав ее, в предвкушении чего-то незабываемого обхватила кончик губами.
– В твоем исполнении смотрится довольно эротично, однако я бы рекомендовала совать в рот другой стороной, той, где фильтр, – усмехнулась Настя и протянула сконфузившейся девушке зажигалку. – Травись на здоровье!
Летиция затянулась и тут же закашлялась, настолько дым показался… неправильным. Он был вкусный! Ароматный, насыщенный, без всяких портящих тонкий вкус примесей и горечи.
– Уф, – с наслаждением протянула она. – Какой кайф! За пачку такой… такой… – слова никак не желали находиться, – я для вас подорву все Метро!
– Не надо мне все метро, тем более подорванное, – поспешно отказалась Настоятельница. – Сфера моих интересов гораздо гуманнее и не требует подобных жертв! К тому же целую пачку я тебе ни за что не отдам, даже не мечтай.
– Уже помечтала… Я бы курила эту пачку лет двадцать, по одной сигарете в год, чтобы хватило до старости.
Настя скривилась:
– Ты только что обозвала меня старухой, опрометчивая девочка!
– Да? Я и не замети… – начала Лю и осеклась. Действительно, некрасиво получилось. Нужно было срочно исправлять неловкость:
– Но вы не выглядите на сорок!
Ложь, произнесенная убежденный тоном, – почти правда.
– Лесть не люблю, – честно предупредила женщина и погрозила Летиции пальцем. – Не порти положительного впечатления о себе. Еще успеешь, поводов будет в достатке… А пока спишем твою бестактность на действие табака.
– Конечно! – Лю ухватилась за протянутую спасительную палочку. – Во всем виновато курево! Будь оно неладно! А вы на самом деле смотритесь очень достойно для своего возраста, это я без всякой лести заявляю!
– Комплимент сомнительный, ты ничего не знаешь о моем возрасте, но прогиб засчитан, раз уж что-то приятно защебетало у меня в районе тщеславия, – Настя позволила себе улыбку. Широкую, до ушей – и только сейчас до Летиции дошло, что женщина развела ее.
– Вы насмехаетесь надо мной? Сироту метрошную всякий обидеть может… – Лю тоже дурачилась, но серьезного выражения лица сохранить не сумела, заулыбалась.
– Насмехаюсь, – созналась Настоятельница. – Свои сорок я уже практически не помню, но старой себя не считаю. Если ты не забыла, а склерозом в столь нежном возрасте обычно не страдают, Приют достиг определенных успехов в борьбе со старостью. Грех сапожнику быть без сапог.
– Так сколько вам?
– Считай, что мы ровесницы, так тебе будет проще называть меня Настей, – бесцветные глаза Настоятельницы светились каким-то детским (уж точно не по возрасту!) озорством. – Только жизненного опыта, трансформированного в мудрость, у меня побольше будет.
– Ладно, девочка, – «ровесница» внезапно шлепнула ладонью по столу. – Хватит болтать! Моя вина – отвыкла от новых лиц, развязался язык. К делу: как мы с коллегами ни бились, с лучевой особых успехов не достигли. Побочного много всего победили, некоторые прорывы тянули на Нобелевку, но с основной задачей не справились. А затем наша команда… – Настя нервно забарабанила пальцами по деревянному подлокотнику своего шикарного кресла, – скажем так, перестала существовать, осталась я одна. И как бы ни верила в свои силы и способности, в единственную голову, какой бы светлой она ни была, такие проекты не вытаскиваются. К сожалению… Ты думаешь, мне хочется быть настоятельницей хосписа?
«Барабанный» стук на миг прекратился.
– Хрена лысого! Я врач, людей должна лечить и спасать, а не разводить еле живых мумий! Но последние годы вынуждена заниматься продлением полужизни своих пациентов в тупой, ни на чем не основанной надежде, что чудо произойдет и панацея будет найдена. Сама собой.
– Но…
– Не перебивай, Лю, это чертов монолог, мне просто нужно выговориться, – Настоятельница злилась, но не на девушку. – Извини. Мне противопоказано длительное одиночество.
Летиция хотела спросить, какое может быть одиночество, когда вокруг столько Сестер, но рисковать не стала, Настя в слабо контролируемом гневе ее пугала.
– Чудо, – Настоятельница с нескрываемым сожалением смотрела на дымящийся в пепельнице окурок. – Чудо…
Она раскрыла небольшой футляр, обитый выкрашенной в бордовый цвет тканью, извлекла оттуда очки в тонкой оправе и нацепила себе на нос.
– Лю, ты веришь в чудеса? – внимательные глаза за чуть тонированными линзами уставились на девушку.
Летиция растерялась, замямлила: