— Кончать его надо, Ханоева приспешника, — тихо, но так, чтобы адъютант коменданта услышал, поделился Дима. — Он неспроста тут. Не на прогулку, чай, выбрался. До базы день пути на машине, до рынка и того больше. Ты, Андрей, держи ушки на макушке. Не один он тут. Ой не один.
— Да ладно вам, парни. — Поразительная смена поведения у проглота меня просто изумила. Секунду назад затравленный зверь, придурковатый, в меру бестолковый и откровенно жалкий, и уже спустя мгновение адекватный, злой, хитрый и выносливый. Проглот он там или нет, но такому палец в рот не клади. Палец откусит, а затем и к горлу потянется.
— Что ладно, — пир тоже поднял автомат. — Если ты, курва, не объяснишь, что тут делаешь, то готовься уйти к покойным родичам в помойную канаву.
— А вот на родственников попрошу не переключаться, — вдруг ощерился Сенечка. — Папа мой покойный, не в пример тебе, профессором был. Преподавал в институте. Матушка член-корреспондент Академии Наук, да и у меня за плечами далеко не ПТУ.
— Ну ладно, — поспешил я разрядить обстановку. Еще секунду, и эта парочка, сцепившись в клубок, покатилась бы по бетонному полу, мутузя друг друга. — Но все равно, Семен, потрудись объяснить, какими судьбами ты в наших краях.
— Сбежал я, — легко пояснил тот. — От коменданта и всей его банды.
— Ой не ври, ради бога… — Залился гаденьким смехом Дмитрий. — У Ханоя ты был как у Христа за пазухой. Жрачка от пуза, одеяло теплое да пара гаденьких поручений в день, а в остальном свободен, как сопля в полете. Опять же статус, адъютант самого коменданта. Такого не то что тронуть, а посмотреть косо никто не отважится. И вдруг он сбежал. Не верю.
— Верь, не верь, но факт налицо. — Пожал плечами проглот. — Ты думаешь, все так здорово, как кажется на первый взгляд? Жить-то хочется, да по-человечески. Все на тебя косо смотрят, за грязь не считают, подтрунивают и издеваются. Тот же Ханой за человека не держит, и все из-за чего? Да из-за того, что не пир я, не вольт или фриз, и даже не сканер. Проглот я, пиявка, нежить! Знаешь, как я жил на самом деле? Страх, вот единственное чувство с самого начала катастрофы. — В глазах Сенечки промелькнула обреченность. — Каждый день знать, что ты больше не человек. Нечто среднее между вами, козлами и простым хомо-сапиенс. Существовать за чужой счет, зависеть от подачек сильных мира сего, трястись от каждого шороха! Да я даже погибнуть в бою нормально не могу. Я чужой для простых людей и мимо кассы для пси-бойцов. И тут и там я изгой, нечто среднее между обычным человеком и кишечным паразитом. Как бы ты жил, парень, если бы оказался в моей ситуации? Ну, я спрашиваю.
— Не убедил, — поморщился Дмитрий. — И ты, Андрюха, ему не верь.
Я непонимающе взглянул на пира. История парня показалась мне на удивление мрачной и трагичной. В какой-то момент его сумбурного рассказа я даже начал понимать его состояние. Депрессия и отчужденность день за днем. Двери перед тобой закрыты, друзья отвернулись, враги брезгливо морщатся и пытаются пройти мимо, не потратив на жалкую жизнь несколько грамм свинца.
Некоторое время я стоял в раздумье, а пир, почему-то решив отдать решение на откуп человеку, видевшему этот мир через призму старых реалий, прикусив губу, молча следил за застывшим в трагической позе проглотом.
— Пошли поговорим, — вдруг встрепенулся Дима и, схватив меня за рукав, потащил к стене.
— Чего ты? — Нахмурился я, с трудом отцепляя от своей куртки цепкие пальцы своего приятеля.
— Кончать его надо, пока не поздно, — горячо зашептал тот. — Пуля в лоб — и нет проблемы.
— Как вы, парни, тут интересно живете, — я покачал головой и с осуждением посмотрел на пира. В историю проглота я, естественно, не верил ни на грош, хоть изначально почти проникся, однако и пускать оборванца в расход в мои планы не входило. Не то чтобы я не мог убить человека. Нет, конечно, я бы, наверное, терзался некими моральными принципами, не спал ночами и страдал бы от кошмаров. Почему я так решил, сказать затрудняюсь. С каждым днем, с каждой минутой пребывания в новом мире мое понимание, моральные и этические нормы, взгляды на жизнь, все это мерно и неуклонно трансформировалось во что-то темное, загадочное и одновременно противоестественное. Будто и не я сейчас думал об убийстве как, ну скажем, о походе в кино, а кто-то другой, злой, циничный и расчетливый, привыкший к таким оборотам.
Самокопаниями, впрочем, заниматься было некогда.
— Нет, — я решительно тряхнул головой. — Не будем мы его приговаривать. Незачем патроны тратить.
— А хабар, — в ужасе зашипел Дима. — Если он за ним, то пропала моя нычка. Андрюшка, дорогой, я же ее годами копил. За такой схрон многие полжизни отдадут, если не целую.
— Ну ты же сам говорил, что он не один, — напомнил я пиру. — И пришел неспроста. Сначала узнаем, зачем пожаловал, а уж потом по обстоятельствам. Либо миром разойдемся, либо к стенке и мозги по бетону.
— А ты крут, болезный, — вдруг оскалился Дмитрий. — Только не шарил ничего, и тут такие обертоны. Никак проникся нашей собачьей жизнью.
— Не знаю, — просто пожал я плечами. — Будто подсказало что.
— Ну надеюсь, что то, что тебе подсказывает, дурного не посоветует. Эй, ты, там, — пир махнул Сенечке рукой. — Говори толком, чего приперся! Сказочка твоя про бегство из теплой уютной постельки Ханоя в этом ангаре не канает. Следил? Ну? — Автомат вильнул, и проглот на секунду зажмурился, готовясь к тому, что оружие в руках Дмитрия дернется и выплюнет стаю свинцовых пчел. Однако очереди не последовало, а время шло.
— Ну? — поддержал я Диму. — Не молчи, друг любезный. Говори честно, без утайки. Мы, конечно, не сканеры, но если на лжи поймаем, то мало не покажется.
— Говорю же, — сморщился, будто от зубной боли, оборванец. — Ушел я от Ханоя. Если быть точнее, сбежал.
— И чего так?
— Проворовался, а он спалил. Пустил трофейный тушняк налево.
— И много того тушняка было?
— Фура.
От масштабов сбагренных комендантских запасов Дмитрий удивленно присвистнул.
— А сам комендант что?
— А что он? — Сенечка показал ряд неровных желтых зубов. — Злится небось. Я как понял, что скрыть не удастся, встал на лыжи.
— А как скрыть думал? — не наигранно удивился я. — И в мирные-то времена такая пропажа вызвала бы подозрения. Сейчас и подавно.
— Да есть на кого списать. — Пожал плечами оборванец. — Ты тут, парень, вижу не местный. Банд много шарится по округе. В город соваться не рискуют, а по трассам шакалят будь здоров. Неделю назад накрыли подводу с провизией из Новгорода. Ребята там шли крепкие. Одних фризов в наем брали человек десять. Ничего, размазали по земле-матушке, как гной, и пикнуть никто не смел. Когда уж подоспели, поздно было. Пропала подвода, одни трупы вокруг.
— И правда, — кивнул Дмитрий. — Было дело. Захар тогда всполошился не на шутку. Дозор несли в три смены, и каждый пси-боец обязан был с собой АК таскать. Думали, область на область войной пошла, но нет, затихли.