— Дак это… — Виктор растерянно почесал затылок, — товарища капитана искал, зашел к нему домой, а там хозяйка разоралась, как потерпевшая. Чемодан вручила, сказала, чтобы вы, товарищ капитан, там больше не появлялись.
Шубин снова вяло махнул рукой:
— Херня. К ребятам перееду.
Зато Галка всплеснула руками, заахала:
— Как же так можно?! Ночью, на мороз выгнать боевого командира. Ни капли совести. Как у нее язык не отсох, такое говорить. Ай-яй-яй. Как ее земля носит?
— Давай, Витя, вздрогнем! За Победу! — прервал ее комэск. Галка быстренько сунула ему огурец, закусить, ловко вытерла мокрое лицо платочком.
— Вам, Дмитрий Михайлович, отдохнуть надо, вон как устали сегодня. Как же завтра летать будете?
Тот отмахнулся, достал из пачки папиросу, задымил:
— Не будем летать. Погоды нет, бензина нет. Давай, Витя, еще. Наливай, Галка… мне, тута, поменьше. Ты, Витька, меня держись. Тогда не пропадешь. Я научу. Эти мудаки на КП окопались, ждут, когда война кончится. Уроды. — Он говорил тихо, зло, язык уже немного заплетался.
— Зачем вы так, Дмитрий Михайлович? — Галка подвинулась к нему ближе, принялась успокаивающе гладить Шубина по голове. — Вдруг скажет кто…
— Кто скажет-то? — Комэск пьяно засмеялся. — Тут таких нет. Ты думаешь, они не знают? Да я им в лицо говорил! И ничего мне за это не было и не будет. Потому что с ними, — он кивнул головой в сторону Виктора, — должен кто-то летать. Так что держись меня, Витя, тогда тута не пропадешь. Ты боец зубастый, злой и головой думаешь. Таких мало. Ладно, давай по крайней и будем собираться. Хватит хозяйку обременять…
— Ой, что вы такое говорите, Дмитрий Михайлович? Чем же вы меня обременяете? Куда вы на мороз, уставший, — заливалась соловьем Галка. Она сидела с ним в обнимку, гладя его по голове и знаками показывая Виктору, чтобы поскорее убирался. — Вы отдохните немного. Столько летать-то, кто выдержит…
Виктор все понял и тихо, по-английски, ушел.
«Вот баба-то, — думал он по дороге домой, — как все ловко провернула. И наготовила и приоделась, водкой где-то разжилась. И все ради комэска. Такой надо армией командовать или даже фронтом. Переманивание комэска — чем тебе не операция фронтового масштаба».
На душе было хорошо. Выпитая водка грела, картошка давала приятную тяжесть желудку. Насыщенный событиями день заканчивался.
— А не так уж в прошлом и плохо, — думал он, укладываясь спать, — сегодня и «мессера» сбил, и даже вроде как к награде представили. Девушки меня любят — вон, какая красавица поцеловала. И вообще люди здесь хорошие…
С этими мыслями он заснул.
Второй день стоит нелетная погода. Серое свинцовое небо, часто срывается снег. Кажется, что низкие облака цепляются за верхушки деревьев. Летчики забились в землянку, здесь дымно и темно, только коптилка на столе светится тусклым желтым язычком. Все спят, прислонившись друг к другу, расположившись в самых живописных позах, добирают после раннего подъема.
Заскрипела дверь, напуская внутрь холодный воздух, и в землянку зашел комиссар. Крупного телосложения, одетый в коричневый летный комбинезон, Давид Соломонович напоминал вставшего на дыбы медведя. Он махнул летчикам рукой:
— Сидите, сидите, — и, раздвинув Шубина с Петровым, уселся ближе к печке.
Подбросил пару стеблей в буржуйку, подкурил папиросу от заботливо поднесенной Шубиным зажигалки и, немного подумав, начал беседу:
— Вот хочу поговорить с вами не как командир, а как старший товарищ. Читали сводки? За неполные три недели наш фронт освободил сотни населенных пунктов, уничтожено больше двадцати тысяч фашистских солдат, захвачены большие трофеи. Тысячи советских людей бьются насмерть. А у нас что? Пьянство процветает буйным цветом.
— Вы, товарищ комиссар, несправедливы, — дипломатично начал Петров, — только за последнюю неделю одна наша эскадрилья без потерь уничтожила пять самолетов фашистов.
— Уничтожать противника — это наша работа! Мы же истребители. А вот в моральном плане вы, товарищи летчики, распустились окончательно. Кто позавчера ломился в дом к официанткам?
— Это не мы. Нет, не мы. Нет, — загудела эскадрилья вразнобой.
— Это из первой. Когда мы ломимся, потом никто не жалуется, все удовлетворены, — под общий смех подытожил Нифонт.
— А я вот вчера был в Кубрино, — переждав смешки, продолжил комиссар. — Там ужас, что творится. Эвакуированные живут в подвалах, по двадцать человек, голодают, болеют от холода и сырости. Это всего двадцать километров отсюда. А вы тут зажрались, макароны есть не хотите, пьете. Курортники! Скоро и заболевания венерические пойдут. Так вот, с пьяницами будем бороться жестко. Посидит такой голубчик под арестом с неделю, поумнеет. А если не поумнеет, то и более жесткие меры найдутся. Вы меня знаете, мое слово крепкое, — он оглядел притихших летчиков и потряс внушительных размеров кулаком. — Теперь дальше… о внешнем виде. Поглядел я на вас без комбинезонов и ужаснулся. Гимнастерки грязные, засаленные, подворотнички серые, сами комбинезоны тоже грязные, в пятнах. Чуханы какие-то. Это, кстати, ваша епархия, Дмитрий Михайлович. Почему у вас летчики выглядят как не пойми кто? Наказывайте. Я понимаю, что идет война, что тяжело, но это не повод распускаться.
Шубин согласно кивнул головой. Виктор только сейчас разглядел, что комэск аккуратно пострижен, а ворот его гимнастерки украшает ослепительно белый подворотничок.
«Вот Галка молодец, — подумал он, — взяла командира в оборот. Да, c такой бабой не пропадешь».
— Мне товарищи сообщили, — продолжал комиссар, — что в наш полк должен приехать репортер одной из ведущих газет. Будет освещать ваш, товарищ Шубин, позавчерашний бой. И я хочу, чтобы он действительно увидел героев-летчиков геройского полка. Надеюсь, все поняли?
— Ну и напоследок, тут из дивизии звонили, приказали снова разведать дороги от Латоново. Решил сам слетать, размять старые кости. Но одному скучно, — комиссар весело подмигнул, — кто-нибудь желает составить компанию?
— Я пойду, — вызвался Петров, — вспомню молодость, снова схожу у вас ведомым.
— Ну это дело, — обрадовался комиссар. — Полетим через час, пока моторы прогреют, да и синоптики обещают улучшение погоды к обеду. Ну ладно, готовьтесь, пойду я…
Сухой промороженный стебель подсолнечника уныло торчал посреди колхозного поля, рядом с тысячами точно таких же. Виктор ухватил его покрепче, пнул ногой под основание и положил в левую руку, к остальным, предназначенным в печку, собратьям. Процесс собирания дров был в самом разгаре.
— Это хорошо еще, что поле большое, и нам, и техникам, и всем службам БАО пока хватает. Хотя такими темпами через пару месяцев придется снег разгребать, искать упавшие…
Сзади послышался скрип снега, подошел Игорь. Он с беззаботным видом размахивал сорванным стеблем, словно мечом сокрушая стоящие подсолнухи. Виктор поморщился, он второй день шарахался от Шишкина, стараясь избежать разговора, однако так долго продолжаться не могло.