Сула напряженно раздумывала несколько долгих минут, потом решительно вызвала математический дисплей. Переписала туда уравнения из полученного файла и принялась колдовать над ними, меняя символы и выводя на экран все новые графики и диаграммы. Время от времени она запускала тестовые программы с приблизительными значениями переменных, ощущая растущую уверенность и гордость за себя. Формулы и описываемые ими реалии ожидали много веков, чтобы выйти на свет, но сделала это именно она — точно так же, как тысячелетия назад неведомые мастера открыли совершенные линии сунских фарфоровых ваз, идеальный прообраз которых существовал вечно в неком неведомом измерении.
Когда лихорадка первооткрывателя немного утихла, Сула отослала файл с результатами Мартинесу.
«Это пока только прикидка, — объяснила она. — Я добавила в твою схему построения элементы хаоса — в математическом смысле, конечно. Противник воспримет перемещение кораблей как абсолютно беспорядочное, а на самом деле они будут следовать по выпуклой оболочке хаотической динамической системы с фрактальной размерностью, и при заданных начальных условиях каждый будет знать, где находятся остальные».
Слова давались с трудом. Сделав несколько глубоких вдохов, Сула продолжала:
«Ты должен будешь лишь назначить общую динамическую точку отсчета, к примеру, флагманский корабль какой-нибудь вражеский или любую другую. Все корабли будут двигаться относительно нее по серии вложенных фрактальных орбит, которые враг в принципе не сможет просчитать. Кроме того, параметры можно менять в зависимости от плотности строя, которая тебе нужна».
Она снова перевела дух.
«Надеюсь, наш уважаемый цензор сейчас на посту и отправит сообщение без задержки. Сии математические высоты ему недоступны, но так или иначе подрывную деятельность тут усмотреть едва ли возможно. Я ещё подумаю и, может быть, пришлю какие-нибудь дополнения… надо отдохнуть».
Покончив с письмом, Сула устало откинулась в кресле, жадно хватая ртом бесценный пьянящий воздух. Содержание кислорода было повышено, чтобы обеспечить достаточное питание мышц и мозга в условиях перегрузок. Она окинула взглядом рубку… и только тут заметила тревожно мигающий огонек на дисплее второго пилота Анни Рорти.
— Эй, Рорти! — окликнула она. — Смена курса!
Девушка не отвечала. Рядом с ней в своем кресле откинулся штурман первого ранга Массимо, который тоже дремал.
— Массимо! — вскипела Сула. — Дай пинка этой разгильдяйке!
Штурман тряхнул головой, прогоняя сон.
— Есть, миледи! — хрипло пробасил он, откашливаясь и тряся Рорти за плечо. — Эй, пилот, ответьте командиру!
Он подождал ответа, затем снова потряс девушку.
Молчание.
Чертыхнувшись, Сула набрала код, вызывая на экран данные системы жизнеобеспечения из скафандра пилота. Данных не было. Никаких.
— С ней что-то не так, миледи, — буркнул Массимо, тревожно нахмурившись.
— Штурман, смените курс за нее!
— Есть, миледи.
— Миледи! — раздался голос связиста. — Пришел запрос с «Кулханга». Они спрашивают, почему мы вовремя не сменили курс.
— Сигнал сброса ускорения! — скомандовала Сула. Взвыла сирена. — Двигатели, стоп!
— Двигатели погашены, миледи!
Переборки застонали, вибрация и отдаленный рев машин начали стихать. Ремни амортизационных кресел провисли.
— Массимо, закончить разворот!
— Есть, миледи.
— Связист, передайте на «Кулханг», что мы сбросили ускорение из-за внезапной болезни офицера.
Есть, миледи.
Назвав пилота второго ранга офицером, Сула слегка погрешила против истины. У командиров не было в обычае волноваться из-за жизни подчиненного, не облеченного высоким званием, однако на «Дели» и без того почти не осталось людей. Кроме того, Сула не собиралась жертвовать членами команды без крайней необходимости.
— Разворот закончен, — доложил штурман. — Новый курс ноль-восемь-ноль от ноля-один-ноль.
— Сигнал на один g! Двигатели — зажигание!
Стон переборок и вибрация возобновились, ремни снова заскрипели, подвеска кресла приняла нейтральное положение.
— Внимание, связь! Фельдшера и носилки во вспомогательную рубку!
Сула отстегнула ремни, подошла к креслу пилота и вгляделась сквозь щиток шлема в бледное безжизненное лицо. Единственными проявлениями цвета были веснушки. Уже зная, что все бесполезно, она откинула шлем девушки, обнаружив пустой разъем, к которому та забыла подключить кабель биомонитора. Затем, сняв перчатки, попыталась нащупать пульс, но безрезультатно, хотя кожа на шее ещё хранила тепло.
— Массимо, помоги ее вытащить!
С трудом отыскав место в тесноте вспомогательной рубки, они уложили бездыханное тело на черный прорезиненный пол и стянули через голову верхнюю часть амортизационного скафандра. Массимо, не дожидаясь указаний, принялся сильными толчками массировать грудную клетку, а Сула, раздвинув девушке челюсти, стала делать искусственное дыхание рот в рот. Она и сама дышала с трудом, ощущая головокружение и вспоминая, как шесть лет назад вот так же склонялась над другим женским лицом — той, которая слабо, но упорно боролась за жизнь вопреки железной логике, велевшей ей умереть. Потом река, ледяные волны над бледным бездвижным лицом, искры золотых волос, на мгновение озарившие темную глубину…
Судовой врач «Бомбардировки Дели» погиб при Магарии, испепеленный вместе с лазаретом и запасом лекарств. В живых остался лишь фельдшер первого ранга. К счастью, он обладал достаточным опытом и, появившись в рубке, сразу надел на девушку кислородную маску, обнажил грудь и включил электростимулятор. Когда он достал инъектор, чтобы ввести лекарство в сонную артерию, Сула поспешно отвернулась, подавляя приступ тошноты.
Она ненавидела шприцы, слишком часто видя их в кошмарах, и поэтому сама всегда пользовалась пластырем.
Фельдшер снял с головы больной колпак с наушниками и виртуальным проектором и прикрепил сетку с датчиками, чтобы снять энцефалограмму. Минуту-другую смотрел на дисплей, потом, вздохнув, принялся собирать оборудование.
— Каждое сокращение сердца лишь увеличивает кровоизлияние, — объяснил он, отключая подачу кислорода. — Вы все сделали правильно, миледи, просто немного опоздали.
Санитары с носилками уже ждали в дверях. Фельдшер застегнул комбинезон пилота и поднял свой чемоданчик. У Сулы сдавило горло. Ухватившись за переборку, она с трудом поднялась на ноги, подобрала свой шлем и перчатки и вернулась к командирскому креслу.
— Дайте мне знать, когда вы… закончите, — с трудом выговорила она. — Мы возобновим ускорение.
— Есть, миледи.
Штурман стоял подбоченившись и хмуро наблюдал, как тело укладывают на носилки.
— Массимо, ты сделал все, что нужно.