— Лейтенанту Никкулу Шанкарашарья, срочно! Это капитан Мартинес. Свяжитесь со мной немедленно.
Вызов пришел через несколько минут, но на линии была Семпрония. В ее узких глазах светилась ненависть.
— Слишком поздно, — усмехнулась она.
Ничего подобного, — ответил Мартинес. — Твоя помолвка с Пэ-Джи была лишь шуткой, никто не собирался доводить дело до свадьбы. Мне наплевать, чем ты там занимаешься с лейтенантом, да и Пэ-Джи, думаю тоже, но теперь из-за тебя Вальпурге придется выйти за него, и на этот раз всерьез!
Семпрония презрительно фыркнула.
— Ну и прекрасно! Она и раньше находила с ним общий язык, пускай теперь развлекает вместо меня.
— Прони…
— Я больше не твоя пешка, Гарет! Сначала ты приковал меня к этому придурку, а потом разрушил карьеру Никкула…
Картинка дрогнула, на экране мелькнул потолок, потом стол со съежившейся за ним фигурой Шанкарашарьи. Послышался шорох бумаги, и с дисплея снова глянули черные ненавидящие глаза. Семпрония ткнула в камеру официальный документ, написанный каллиграфическим почерком.
— Вот, гляди! Мы уже ходили в Генный банк, и наш визит зарегистрирован. Теперь мы можем пожениться. — Она злобно усмехнулась. — Ты сам хотел, чтобы я помогла Никкулу избрать другой путь, вот я и помогаю!
— Ты не можешь выйти замуж без разрешения семьи, — начал Мартинес, понимая, что сейчас пожалеет о том, что сказал.
— Тогда семья даст разрешение, — заверила Семпрония, — а если нет, то мы будем жить просто так. А если вы попробуете нам помешать, то весь мир узнает о делишках твоего брата, особенно о беседах с лордом Уммиром и леди Хаа!
«В высшей степени респектабельные наксиды», — как сказал про них Роланд. Интересно, согласится ли Иван Снегов с такой характеристикой?
— Могу я поговорить с Никкулом? — спросил Мартинес.
Сзади раздался голос Шанкарашарьи, но Семпрония не обратила на него внимания.
— Нет, не можешь! — отрезала она. — Он все ещё слишком тебя уважает. Конец связи!
На экране появился оранжевый значок.
— Записать разговор, — скомандовал Мартинес, потом послал вызов Роланду. — Семпрония сейчас с лейтенантом Никкулом Шанкарашарьей.
Лицо старшего брата вытянулось.
— Это же твой подчиненный!
— Теперь он подчиненный Семпронии, — усмехнулся Гарет. — Посылаю тебе запись нашей с ней беседы. Обрати особое внимание на угрозу в конце.
Он отослал запись, затем удалил ее из памяти своего компьютера и выключил дисплей.
«Твой подчиненный»… Теперь ясно, на кого возложат вину за бегство сестры. Не желая больше участвовать в скандалах, Мартинес быстро переоделся в вечерний костюм, причесался и на цыпочках сбежал по лестнице. Дверь в гостиную была по-прежнему закрыта — семейный совет продолжался.
Мягкие вечерние сумерки слегка подняли его настроение. В этот час ни прохожих, ни машин на улице почти не было. В темнеющем небе появлялись россыпи звезд, серебристая лента кольца была почти не видна, скрытая тенью планеты. Вдали ярко пылал факел двигателя — судя по направлению, корабль шел к тоннелю номер четыре.
Сула открыла ему дверь, не скрывая удивления. Она была во флотском комбинезоне, в котором, очевидно, всегда ходила дома.
— Ты так рано…
— Извини, — сказал Мартинес, — не мог дождаться. — Он протянул ей букет, купленный у торминела с тележкой на углу. — Вот… вместо тех краденых нарциссов.
Сула улыбнулась.
— С такими темпами тебе придется разориться на вазах.
Она пошла ставить цветы, а он стоял и рассматривал комнату. Аккуратность флотских офицеров вошла в поговорку, но Сула превзошла бы любого. Абсолютная чистота, все на своих местах, никаких следов вчерашнего разгрома. Казалось, Мартинеса здесь никогда не было. Он вздохнул, невольно чувствуя разочарование.
— Я как раз собиралась в ванную, — сказала она, появляясь с вазой в руках.
Мартинес просиял.
— Составить тебе компанию?
— Нет… не стоит, — нахмурилась она. Он удивленно моргнул, не ожидав такого ответа. Сула подошла и обняла его. — У каждого есть маленькие странности. Моя ванна только для меня… извини.
— Ничего, все в порядке, — улыбнулся он, гадая, как ей удавалось потакать своим странностям на флоте. — Я хотел спросить… Ты не будешь очень сильно возражать, если я брошу свою семью и стану членом твоей?
Сула удивленно подняла брови.
— У меня семьи больше нет, ты же знаешь.
— Если вдуматься, в этом есть свои преимущества, — сказал Мартинес, целуя ее.
Стать членом ее семьи? А что, неплохая идея. Пожалуй, стоит попробовать.
Девушка кружилась среди толпы в вихре сверкающих лезвий. Блестящая заточенная сталь вспыхивала в оранжевом свете факелов. Ножи, пристегнутые резинкой к запястьям, лодыжкам и бедрам, длинной вереницей взлетали над головами людей и послушно возвращались обратно. Зрелище захватывало и пугало. Одно неточное движение или лопнувшая застежка — и беды не миновать.
Сула смотрела как завороженная. Дыхание застывало белым паром в холодном полуночном воздухе. Горячая рука Мартинеса обвивала ее талию. Они побывали в этот вечер в нескольких клубах Нижнего города, а теперь остановились на площади у станции подвесной дороги, где шло уличное представление. Барабанщики-креи отбивали ритм, даймонгские акробаты балансировали на составленных в пирамиду стульях и бочках, ночные пучеглазые торминелы отпускали стандартные клоунские шутки. В воздухе стоял густой аромат печеных каштанов и кукурузы, в обилии поставлявшихся с Южного полушария и готовившихся на многочисленных переносных жаровнях.
— Вот, держи.
Мартинес протянул кулек с засахаренной тасвой, купленный у разносчика. Сула надкусила одну — рот тут же свело пронизывающей ароматной сладостью.
— Спасибо.
Движения жонглерши участились, их уже трудно было различить. Блеск летящих ножей напоминал фейерверк, кожаные мокасины шуршали о плиты мостовой. Девушка внезапно сделала сальто, чудом миновав смертельный вихрь, ловко поймала лезвия одно за другим и застыла как вкопанная среди мертвой тишины, сменившейся восторженными возгласами и аплодисментами. Сула тоже принялась хлопать, отбивая ладоши, и когда один из торминелов подошел с пультом для пожертвований, набрала солидную цифру.
Девушку сменил мрачного вида терранец, выделывавший чудеса с резиновым мячом. Мартинес все также обнимал Сулу, угощая ее фруктами. «Стою в кольце факелов и смотрю, как взрослый человек играет в детский мяч, — с усмешкой подумала она, — и что я чувствую?»
Счастье… Удивившись самой себе, Сула глубоко вдохнула воздух, пропитанный угольным дымом из жаровен.