Практически голые однотонные стены оживляло лишь несколько живописных полотен, также в основном пустых, если не считать крошечных цветных завитков, чуть смещенных от центра. Одну картину трудно было отличить от другой.
— Корабль, только что вышедший с верфи, и то оформлен интереснее, — проворчал Гарет, хмуро взирая на толпящихся гостей.
Впрочем, выражение лица лорда Еситоси, стоящего у дальней стены в окружении новых родственников, было не менее кислым. Он смотрел с таким видом, будто принюхивался к несвежему бифштексу.
С каждым днем все больше высокопоставленных семей покидали Заншаа, тем не менее свадьба наследника Еситоси собрала не менее пяти сотен самых знатных пэров империи.
— Наслаждаешься триумфом? — Гарет Мартинес с усмешкой взглянул на старшего брата. — Вот они, все великие семьи, — на свадьбе Випсании. Какое счастье!
— О триумфе можно будет говорить, когда я увижу их всех у себя дома, — рассудительно проговорил Роланд, прихлебывая белое вино. — Как жаль, что я опоздал — это мне ещё припомнят.
— Не сомневаюсь, что у тебя была веская причина.
— Более чем. — Брат смотрел искоса, словно опасался чего-то. — Надеюсь, ты оценишь мои усилия.
— Если ты выбил мне назначение, буду должен.
— Можно сказать и так… — усмехнулся Роланд и, помолчав, добавил: — Я устроил твою женитьбу.
Убийственный взгляд Мартинеса пропал даром: брат уже смотрел в зал, салютуя бокалом пожилой лайонке в красном депутатском мундире. Опустив глаза, Роланд жёстко проговорил:
— Ты сам начал эту игру, и я сказал, что могу помочь.
— Боюсь, тебе придется принести бедной девушке свои искренние извинения… или жениться на ней самому.
Роланд с шутливым удивлением поднял брови.
— Как, ты даже не хочешь узнать ее имя?
— Нет, не слишком.
— Терза Чен. — Наслаждаясь ошарашенным видом Гарета, Роланд гордо продолжал: — Ты не представляешь, каких трудов мне стоило уломать ее отца. Одно дело хапать наши грязные миллионы, и совсем другое — заполучить зятя-провинциала.
Мартинес наконец обрел дар речи.
— Терза Чен? Это безумие!
— Почему же? — усмехнулся Роланд.
— Ну, во-первых, она в трауре…
— Конечно, ведь лорд Ричард Ли погиб.
Ричард Ли? Вон оно что. Мартинес благоговейно притих.
— Но… он погиб совсем недавно, она не может так скоро выйти замуж!
Роланд взял брата за локоть и прошептал на ухо:
— Когда имеешь дело с безутешной вдовой, главное — стремительность. Думаю, безутешные невесты немногим отличаются от вдов.
Мартинес стряхнул его руку.
— Забудь! — Он вгляделся в лица гостей. — Лорд Чен должен быть здесь. Я найду его и все отменю.
— Как хочешь, — пожал плечами Роланд. — Тогда уж заодно отмени и свое новое назначение. — Новый убийственный взгляд, который бросил на него Мартинес, также не возымел действия, поскольку был лишен должной убедительности. Роланд снова поднял брови, хищно улыбаясь. — Как, разве я забыл сказать? Леди Миши Чен нужен офицер по тактике на флагманский корабль эскадры. — Помолчав, он снова приблизил лицо к уху брата и еле слышно промурлыкал: — Мне почему-то показалось, что эта новость должна привлечь твое внимание.
Мартинес бродил по коридорам дворца Еситоси в каком-то ступоре, с мыслями собраться не удавалось, черный гнев перемежался вспышками странного дикого веселья, отстраненная ирония сменялась глубоким отвращением. Чувства были так сильны, что имели вкус: ирония отдавала кофейной гущей, отвращение — металлом.
Под изяществом манер, пышными мундирами, парчой и расшитыми шелками всюду виделись жирные безволосые скоты, беспрестанно жующие, толкающиеся локтями у общего корыта. Ему хотелось закричать, но они все равно не стали бы слушать, даже под угрозой наксидов, которые вот-вот должны были разнести в клочья этот вонючий свинарник.
Терза стояла у расписного бумажного экрана, белого с голубым. Ее наряд в пышном стиле, вошедшем в моду с началом войны, резко выделялся на фоне голого абстрактного интерьера — золото с зеленым растительным узором, оборки, бахрома, декоративные разрезы, сквозь которые проглядывал атлас платья. Волосы были подвязаны белой траурной лентой и покрыты тонкой ажурной сеткой из крошечных звездчатых цветов. Окруженная подружками, Терза с притворным интересом слушала их болтовню.
Мартинес, поколебавшись немного, подошел. Она повернулась, слегка раздвинув губы в смущенной улыбке.
— Капитан Мартинес…
— Миледи… — Он обвел взглядом подружек. — Я попрошу разрешения на минутку лишить вас общества леди Терзы.
Они вышли в коридор. Мартинес ощущал в себе противоречивые желания, не зная, то ли смеяться, то ли плакать, то ли сорвать с себя одежду и заорать во все горло.
— Ваш отец разговаривал с вами? — выдавил он.
— Да, — тихо ответила Терза, — перед тем, как ехать на свадьбу.
— Я тоже узнал недавно…
Ее движения, подчеркнутые пышным шуршащим платьем, поражали тонкой грацией. Мартинес наугад дернул дверь; за ней оказался пустой кабинет-спальня с мрачного вида черно-белой кроватью и письменным столом, на котором лежала бумага и стеклянный набор для каллиграфии.
— Простите, что я в трауре. — Терза указала на волосы. — После помолвки не принято его носить, но отец сказал мне, когда я уже успела одеться…
— Ничего страшного, — вздохнул Мартинес. — Я много слышал о лорде Ричарде, он достоин траура.
Она опустила глаза. Наступила неловкая тишина. Мартинес попытался наконец собраться с мыслями.
— Послушайте, — начал он, — если вам не хочется, мы ещё можем все отменить.
На лице девушки отразилось удивление.
— Я… — Губы раздвинулись, произнеся беззвучно то, что она не решалась выговорить, глаза глядели испуганно. — Я не возражаю… Такие решения всегда принимает семья. Наша помолвка с лордом Ричардом тоже состоялась по договоренности.
— Однако вы все же были знакомы, вращались в том же обществе, а я… Меня вы совсем не знаете.
Терза неуверенно кивнула.
— Да, это правда, но… — Ресницы ее вздрогнули. — Вы успешны и надежны, умны… из состоятельной семьи, и потом… мне кажется, вы добрый человек. — Зашуршав платьем, она дотронулась до его рукава. — Очень подходящие качества для мужа.
Стены комнаты, шкаф и кровать закружились у Мартинеса перед глазами. Он смотрел на девушку и старался понять, что стоит за ее словами — просто хорошие манеры, вышколенное поведение, привычка говорить то, что положено, и готовность жертвовать собой в интересах клана или… или, может быть, настоящее чувство? Кто она — одно из разодетых животных, толпящихся возле корыта, или же тонкое и ранимое человеческое существо?