Все так резко изменилось за несколько дней. Келли с Мартинесом сблизились, чувствуя себя изгоями, чудом избегнувшими угрозы аннигиляции. А теперь он был капитаном, а она — самым младшим офицером в его команде.
Перебирая все эти возможности, он вдруг сообразил, о ком следовало бы подумать в первую очередь, после чего вызвал к себе в каюту Алихана и предложил ему чин лейтенанта.
— Я ведь отставник, господин, — заметил Алихан. — Тридцать лет отслужил. Я пошел к вам ординарцем просто ради денег и чтобы было чем заняться.
— Я полагаю, что теперь любой отставной дыролаз, не имеющий справки о полной непригодности, будет призван на службу. Так что вопрос стоит не о том, служить или нет, а о том, где и в каком чине. Если ты станешь лейтенантом, то сможешь привести «Корону» в надлежащий вид, а когда решишь раз и навсегда уйти в отставку, то платить тебе будут совсем по-другому.
Алихан ненадолго задумался над этим, но тут же решительно покачал головой:
— При всем уважении к вам, господин, я не могу представить себя сидящим за одним столом с молодыми офицерами. Это будет неудобно и мне, и им.
— Но «Короне» нужен старший оружейник.
— Нет, господин, — на этот раз ответ Алихана прозвучал более твердо. — Я тридцать лет оттрубил по оружейным отсекам. Я отставник.
— Ну что ж, — Мартинес встал. — Надеюсь, по крайней мере ты останешься на своем нынешнем месте.
— Конечно же, лорд каплей. — По усам Алихана пробежала тень улыбки. — Что бы я делал без своего хобби?
Мартинес не знал, как отнестись к тому, что он оказался хобби Алихана, и предложил чин лейтенанта Махешвари, но механик отверг его предложение, даже не задумываясь.
— Офицерам слишком часто приходится пачкаться в дерьме, — отрубил он, осклабившись на последнем слове.
Итак, оставался один Вондерхейдте, если Мартинес вообще собирался кого-нибудь повышать в чине. Он вызвал к себе кадета и завел разговор о его планах и надеждах. Вондерхейдте собирался держать экзамены, как только позволит служба. Как раз перед восстанием он готовился по тем предметам, в которых был слабоват, но в последнее время стало немного не до того.
— Вы полагаете, что еще будут экзамены, милорд? — спросил он.
— Не знаю. Но, наверное, лучше считать, что будут.
Мартинес предложил Вондерхейдте свою помощь в составлении плана занятий, пообещал натаскать его по любому предмету, в котором тот чувствует себя неуверенно, и отпустил, так и не приняв окончательного решения. Вместо этого он вызвал Келли, поговорил с ней о ее планах и предложил ей организовать свое время так, чтобы позаниматься вместе с Вондерхейдте.
Она сверкнула своей ослепительной улыбкой:
— А когда? Мы же с ним поочередно стоим на вахте.
— Да, неудобно, — вынужден был признать Мартинес и добавил: — Я постараюсь помочь, как только смогу.
Помедлив, он продолжил:
— Обидно, что я не могу произвести тебя в младшие лейтенанты сейчас, когда вокруг полно освободившихся мест, но у тебя еще просто не хватает опыта.
— Ну конечно. — Она пожала плечами. — Жалко, что повстанцы не подождали до следующего года.
Помолчали.
— Вы думаете продвинуть Вондерхейдте?
— Я не слишком хорошо его знаю. А что ты об этом думаешь? — Келли служила на «Короне» с момента выпуска и знала Вондерхейдте дольше, чем Мартинес.
— Вон будет неплохим лейтенантом, — ответила она. — Он добросовестно работает и просто восхищается вами.
— В самом деле? — Мартинес почувствовал себя польщенным, но тут же вспомнил про двух бывших жен Вондерхейдте и осведомился:
— Ты в курсе его личной жизни? Знаешь что-нибудь о его бывших женах?
— Женах? — удивилась Келли. — Видимо, он рассказывал только о самой последней. — Тут она замялась. — Пожалуй, лучше не повторять того, что он говорил мне тет-а-тет.
— Я не прошу тебя торговать его доверием, — поспешно проговорил Мартинес. — Просто скажи, не слышала ли ты от него чего-нибудь, что было бы аргументом против его повышения?
Она облегченно вздохнула, поняв, что он не настаивает на развитии этой темы.
— Нет, лорд каплей.
— Хорошо, — сказал он. — Спасибо. — И, не раздумывая особо, продолжал: — Может быть, нам стоит поговорить о том, что было между нами несколько дней назад?
Она улыбнулась, не разжимая губ.
— Я все думала, решитесь ли вы… ладно. Продолжайте.
— На что я должен решиться?
Она покачала головой:
— Вы сами начали, милорд.
Он поглядел ей в глаза.
— Ладно. Ты не хочешь это повторить?
На этот раз она ухмыльнулась, показав разом все зубы, и скептически расхохоталась, совсем как тогда, когда он в первый раз заговорил с ней на эту тему. И тут же придала своему лицу серьезное выражение.
— Видите ли, лорд каплей, — сказала она, — как я уже упоминала, у меня есть парень на Заншаа. И с каждым часом мы делаемся все ближе к нему.
— Да уж.
— К тому же теперь вы капитан, а… — она покусала губы. — Теперь ведь совсем другое дело, верно?
— Верно.
Повисло молчание.
— Честное слово, я испытываю сильное искушение, — сказала она. — Но наверное, лучше не стоит.
Уязвленное тщеславие боролось в душе Мартинеса с облегчением. Он предпочитал считать себя неотразимым и всегда болезненно реагировал на доказательство обратного. Ему нравилась Келли, но иметь на корабле любовницу было бы слишком хлопотно.
— Пожалуй, ты рассуждаешь более трезво, чем я, — вымолвил он.
«Демонстрирует зрелость суждений», — записал потом Мартинес в ее деле. В первый раз пользуясь новообретенным правом патронажа, он послал в правление флота письмо, в котором рекомендовал наградить Келли за доблесть и самообладание при отражении ракетной атаки медалью «За доблесть».
Но кого производить в лейтенанты, он так и не решил. Его мысли занимала Кэролайн Сула. Ей нужны были и поддержка, и покровитель в корпусе, а ее дело было просто безупречно.
Но трудно оказывать поддержку тому, кто даже не хочет с тобой разговаривать. Он размышлял, не написать ли ей письмо с предложением помощи, но боялся отказа или, того хуже, молчания в ответ.
В конце концов все решилось само собой. Он получил сообщение, что ему на корабль назначили новых людей взамен оставшихся на Магарии — в основном старых «орешков» из числа отставных и новобранцев, еще не успевших пройти до конца курс в училищах. Они уже ждут его на Заншаа. Из трех назначенных ему лейтенантов двоих Мартинес не знал, зато хорошо помнил третьего, Плешкина, с которым они когда-то служили кадетами. Этот Плешкин был недружелюбным, язвительным занудой, на служебные обязанности он не обращал внимания, зато обладал талантом перекладывать вину за свои многочисленные ошибки на других.