— Продолжаю контролировать.
— Принял, отбой. До связи.
— Вы слышали, между прочим? — спросил Тополь. — Он сказал: «епэбэвээр»!
— В анналы — не передом, так задом, — сказал Комбат, выпуская дым.
— Анналы — хорошая штука, — заметил Тополь. — Если без опечаток писать. Зря ты, Вовян, куришь. У тебя вся голова белая.
— Недолго осталось, что так, что так. Давай рассказывай, сказочник. Когда ты треплешься — как-то легче на душе. Словно шум морского прибоя. Бессмысленно, но приятно.
— В общем, я точно знаю, Подфарник продавал «абсент» три раза, а скорее всего, больше. Сам делал его и выносил. Пользовал он «королевскую кашу» из-под копейкинской «Прокрусты» суверенно, единолично, чем многих в обществе обижал, а правильней сказать — в стиле, присущем нашему тёмному преступному обществу, огорчал многих этим старик Подфарник. Но — своя фишка есть своя фишка. А сторожил «Прокрусту Копейкина» Подфарник отчаянно и жестоко: «кроссворд» на входе в ангар повесил.
— Э-э… Это электрозамок?
— Да. Вечный артефакт, очень агрессивный. Род «пенсне», но недружественней. Раз завёл его — и всё, навсегда, до скончания Зоны. Ангар стройбатовский с «Прокрустой» — там вход только один, с фронта здания, а задние ворота недоступны, там тяжёлое место впритык, причём тяжёлое место без подхода, за один шаг сразу ударная перегрузка единиц в семьдесят — весь зад ангара перекрыт жёлтой взвесью, спасибо Зоне. Ни пройти, ни выйти… То-то Sleep, при всём уме и уменье на Подфарника и батрачил: надеялся на наследство. Поиметь ключи можно было только по наследству. In that, так сказать, order. Фишки свои Подфарник сторожил намертво, «кроссворды» скупал или отыскивал, «пенсне», «хлебалки»… Подфарник действительно, сдаётся, кайфовал, устраивая в Матушке острова сокровищ… Он же недаром годами пытался представляться Флинтом, помнишь, Вовян?.. Ну какой только он, епэбэвээр, Флинт? Подфарник и есть, и больше ничего… Говорят, между прочим, он когда-то пионервожатым в Советском Союзе работал, в каком-то пафосном пионерлагере. Накладывает отпечаток, видимо. Паруса, каравеллы, благородные пираты… тайные клады… Ну вот. Подзарядки «кроссворду» не надо, в отличие от «пенсне», например. Тут другая беда: если ты забыл свой собственный алгоритм… что это я — «алгоритм»… Не алгоритм, а набор ключей, код по-простому, то ты сам и попал: пройти под «кроссвордом» невозможно, если его поставили в узости какой-нибудь, а другого хода нет. И ещё хуже — «кроссворд» не сотовый телефон, раз ошибся при вводе — второй попытки не будет, распишитесь в получении розовой молнии в башку, и больше никогда и никого «кроссворд» под собой не пропустит. Сколько фишек так похерилось, вы не представляете, Олегыч! И каких фишек… Можно, конечно, попробовать пошедший в разнос «кроссворд» взорвать, но скорей всего ничего не получится, а в данном нашем конкретном Подфарниковом случае — нельзя стопроцентно. Во-первых, ангар сложится, во-вторых, взрывать, и даже стрелять, и даже с глушителем стрелять — рядом с мощной «Прокрустой»… Смертельный трюк, «прыжок смерти», премия Дарвина в чистом виде. В общем, пароли для «кроссворда» хозяину фишки надо знать лучше, чем сколько у него пальцев и правша он или левша.
Отмычка Подфарника в ангар вошёл благополучно, к проволоке подобрался, как к родной, ну и кликнул, значит, ведомого… А «кроссворд», Олегыч, физически — проволока стальная, такой белой как бы бахромой неизвестной природы обросшая, как бы таким пухом, а когда ты её натянул, незаряженную, или подвесил, то этот пух — или бахрома — в центре собирается сам собой и петельки такие образовывает, не меньше пяти, даже если проволока короткая. И не больше тринадцати. Если на эти петельки повесить — или продеть в них — какие-нибудь мелкие предметы: скрепки там канцелярские, тряпочки, патроны, — то проволока прорастает в эти пуховые петельки и набор предметов запоминает. Металлическая память неизвестной природы опять же. А когда ты их достаёшь аккуратно, то бахрома осыпается, а через несколько минут снова нарастает, уже пустыми петельками. Всё, взведено. А когда ты в петельки снова те же предметы вставляешь — не обязательно те же, но точно такие же, — получается как бы разрыв в электрической цепи между проволокой и проходящим под ней хозяином. И назад когда идёшь — то же самое надо сделать. Всегда ты имеешь с собой два набора ключей. Иначе шарахнет молнией, и дальше ты уже идёшь обугленный и вкусно пахнущий.
Кстати, от этой розовой молнии не бывает грома, она бесшумная вообще. Ни грома, ни ударной волны как от «Тесловой эспаньолки». Это совершенно особая розовая молния, специальное электричество, такое только у «кроссворда» бывает. И — насмерть, мощность от длины проволоки вообще не зависит. У меня был как-то «кроссворд», сантиметров пятнадцать всего длиной. Так сожрал он взрослого голегрома как миленького! Он меня выследил, голегром, и приклеился, ну как обычно, даже если выскочишь из Зоны, то голегром вечно будет тебя искать и обязательно найдёт… В лесу дело было, рядом со станционным прудом, от P-десятого шоссе недалеко, там пионерлагерь, кстати… был. Подловил я гада этой малюткой, я думал — тормозну хотя бы гада, а сам пока найду местечко, поставлю мину… Не понадобилось, он сгорел, обуглился, натурально! Вот тебе и пятнадцать сантиметров. Даже неизвестная природа считает, что размер не имеет значения… В тот лес я теперь ни ногой, потому что не помню, ни чем я «кроссворд» взводил, ни где я точно его повесил… То ли я на берёзке его повесил, то ли на осинушке… А не отвлёкся ли я опять?
— По-моему, нисколько, Костя, — совершенно серьёзно сказал Клубин. — Писателем ты зарабатывал бы не в пример.
— Хорошенько следи за собой, Сталкиллер, — сказал Эйч-Мент с нажимом. — Индукция, безусловно. Чего-то они от тебя хотят, чего-то необычного. Вот стервецы.
— С писателями вы не общались, — возразил Тополь. — Им только на водку да на Интернет хватает. Их бабы кормят…
— Не согласен, — обращаясь к Эйч-Менту, сказал Клубин.
— Чего там — «не согласен»! Интернет почитайте, — возразил ему Тополь. — Бабы и…
Эйч-Мент сказал:
— Quos Deus vult perdere — dementat… [15] Это я, сынок, про себя. Что касается тебя… Прикрою-ка я тебя особо. Специально. Получше, чем мы хотели. Вот и доктор со мной согласен. Мы тут просто диву, сидим, даёмся.
— Не надо! — сказал Клубин.
Уже открывший для продолжения рот Тополь сказал не то, что намеревался:
— …и сталкеры… С кем это вы там, Олегыч? С куратором?
Клубин обернулся и кивнул Тополю, глядя на него, подобно тёте Полли, глядящей на нашкодившего Тома Сойера, — поверх очков.
— С ним, Костя, с ним самым. С самым главным в мировой закулисе. С тем, кстати, кто запретил Малоросликову вас с Комбатом сдать в концлагерь на вивисекцию, — сказал он. Трекер и сталкер смотрели на Клубина и молчали. Переваривали? — В общем, Костя, мне уже не особо интересно, как там Подфарник узрел Бредня и почему жив остался после этого… — закончил Клубин, снова возвращаясь к управлению.