Создатели этого корабля жили богато и явно не привыкли ограничивать себя в удобствах. Адмирал почувствовал еще один укол зависти, увидев островки зелени, живописно разбросанные вокруг посадочных кругов. Никто, даже галакты, не могли позволить себе роскоши заниматься ландшафтным дизайном шлюзового отсека боевого корабля. Аваллонцы — нет, это просто уму непостижимо! — украсили его высокими цветущими кустами, клумбами, фонтанами и даже несколькими рощицами похожих на груши деревьев.
«Впечатляющее доказательство возможностей империи Аваллон», — промелькнуло в голове Мугаби, но мысль эта тотчас улетучилась, вытесненная новыми впечатлениями. Выглянув в иллюминатор, он увидел тех, кто его встречал. Их было четверо, и ни один из них не принадлежал к расе тернауи.
Адмирал Квентин Мугаби сидел неподвижно, глядя сквозь бронированное стекло на картину, к которой его мозг решительно не был подготовлен. Люк катера открылся, и он, поднявшись с кресла, шагнул к выходу.
— Адмирал Мугаби, — приветствовал вышедшего из катера Мугаби высокий, рыжеволосый и синеглазый человек, возглавлявший делегацию. Рыжий был в черно-золотой форме, в которой странным образом сочетались роскошь и строгость. Она не походила на какую-либо солнечную форму, но знаки различия были почти такими же. Адмирал сузил глаза, увидев пять звездочек, пришпиленных по обе стороны воротничка, и пять широких золотых полос на обшлагах кителя.
Незнакомец между тем подмигнул Мугаби и протянул правую руку в традиционном для землян жесте.
— Добро пожаловать на «Эскалибур», — продолжал он на английском с тем же странным акцентом, что и у тернауи. — Я адмирал флота Мэйнтон. Прошу простить нас за отсутствие почетного караула и оркестра, но мы подумали, что будет лучше встретить вас без помпы, дабы не слишком смущать.
— Не смущать… сэр? — повторил Мугаби, и Мэйнтон усмехнулся уголком рта.
— Возможно, я не слишком правильно выбрал слова, — согласился он. — Но надеюсь, наше прибытие все же оказалось для вас по меньшей мере приятным сюрпризом.
— О, в этом можете не сомневаться! — заверил его Мугаби.
— Очень хорошо! Это был сюрприз, к которому мы очень долго и тщательно готовились. С удовольствием должен отметить, что это оказалось не меньшим сюрпризом для Федерации.
— У вас прямо-таки дар преуменьшать, адмирал, — сухо отозвался Мугаби.
— Подозреваю, в такой ситуации все, что бы я ни сказал, оказалось бы преуменьшением, — снова улыбнулся Мэйнтон и сделал широкий жест в сторону своих спутников. — Я понимаю, у вас возникло множество вопросов, и обещаю, что мы ответим на них так быстро, как только сумеем. А пока позвольте мне представить моих товарищей. Вероника Стэнхоп, баронесса Шалотт, командир «Эскалибура». — Хрупкая белокожая брюнетка справа от него кивнула Мугаби и протянула руку. — Капитан Энтони Мур, мой начальник штаба. — Мур был одного роста с Мэйнтоном и на добрых два дюйма выше Мугаби, хотя тот был шести футов и двух дюймов [6] росту. Пожатие Мура было не менее крепким, чем у адмирала. — А это, — закончил представление Мэйнтон, — ее императорское высочество принцесса Эвелин Винкастер, командующая Третьим флотом.
Что-то в его голосе поразило Мугаби больше, чем громкий титул, и заставило присмотреться к адмиралу Винкастер. Она была чрезвычайно высока для женщины — чуть ниже Мура с Мэйнтоном, но выше Мугаби. Как и Мэйнтон и его спутники, она казалась слишком юной для своего звания — вряд ли кто-нибудь из них разменял четвертый десяток, — однако ее окружала аура властности, еще прибавлявшая ей росту. Золотые волосы струились по ее плечам, резко отличаясь от короткой стрижки, которую предпочитали служащие в Солнечном флоте мужчины и женщины, а глаза были пронзительного темно-синего цвета.
Мугаби помедлил, не зная, следует ли пожимать руку принцессе, но Эвелин разрешила его сомнения, сама протянув ему руку.
— Позвольте мне следом за адмиралом Мэйнтоном приветствовать вас на борту «Эскалибура». — Она говорила с тем же странным музыкальным акцентом, что и Мэйнтон, хотя в ее мягком, богатом контральто он звучал еще экзотичнее и не в пример более интригующе. Рукопожатие ее было крепким. — Я изучала вашу карьеру, адмирал Мугаби. Вы и адмирал Стивенсон совершили невозможное, учитывая те трудности, с которыми вам пришлось столкнуться. Не могу передать, как я счастлива наконец-то с вами познакомиться.
— Спасибо… ваше высочество. — Мугаби чувствовал себя ужасно неуютно, поскольку говорила она искренне. — Спасибо за комплимент, но на самом деле мы многого не смогли сделать. Без вашего… внезапного появления мы бы наверняка погибли.
— Ее высочество совершенно права, — жестко возразил Мэйнтон. — Учитывая технологическое отставание, нехватку времени и жесткий контроль галактов, вам удалось создать столь мощный флот, что Федерация вынуждена была выставить против него целую эскадру. Это удивительно! Жаль, что мы не смогли вам помочь в этом. Однако до настоящего времени мы не осмеливались на прямой контакт с вами.
— Не понимаю, — прямо сказал Мугаби. — Почему не могли? Почему не осмеливались? И кто вы, наконец, такие? Вся… — Он замолк и помотал головой, подбирая подходящие выражения. — Я хотел сказать, что вся человеческая раса в огромном долгу перед вами. Но, может статься, я не прав и вы тоже являетесь частью человечества?
— В некотором роде являемся, — согласился Мэйнтон. — И я прошу извинить нас за то, что мы задерживаем вас своими разговорами, вместо того чтобы проводить к его величеству. Он даст вам все необходимые объяснения, которые человечество, несомненно, заслужило. Прошу следовать за нами и обещаю, что вы получите ответы на все вопросы.
* * *
Мугаби следом за Мэйнтоном и его товарищами вышел из лифта, который доставил их из шлюзового отсека к сердцу чудовищного боевого корабля. Адмирал уже начал привыкать к голографической проекции, плывущей перед ними и показывающей их путь внутри корабля. Лифт несся с невероятной скоростью, но Мугаби не ощутил перегрузок, и это подтвердило сложившееся у него впечатление, что аваллонцы не только куда лучшие инженеры, чем галакты, но и значительно больше внимания уделяют собственному комфорту.
Он не был удивлен этим, поскольку видел, как девять таких кораблей разнесли в клочья эскадру Лах'херану, и не забыл цветников в шлюзовом отсеке. Кроме того…
Все мысли мгновенно вылетели у него из головы, когда он шагнул в черную звездную пустоту.
На какое-то мгновение он застыл от ужаса перед космическим вакуумом. Он уже чувствовал, как легкие отчаянно пытаются сохранить набранный в них воздух, но все же заставил себя выдохнуть и не поддаваться иллюзии.
Разумеется, это была голограмма! Но невероятно реалистичная, самая убедительная из всех, что он видел в жизни. Ничего удивительного, что его охватил ужас, — каждому младенцу известно, что выжить в открытом космосе нельзя, а тут…
Могли бы и предупредить, сварливо подумал он о своих спутниках и тотчас отбросил эту мысль как в высшей степени вздорную. Они наверняка так же привыкли к этому зрелищу, как он — к своему командирскому мостику на «Терре», и, вероятно, им просто в голову не пришло, что его это может шокировать.