Мугаби снова покачал головой и откинулся на спинку кресла, в то время как его разум отчаянно пытался разложить по полочкам услышанное от императора.
Как он и предполагал, империя Аваллон оказалась значительно меньше непомерно разросшейся Федерации. Судя по словам императора и его канцлера, империя объединяла только двадцать две звездные системы, из которых лишь семь так называемых княжеств — Новый Ланкастер, Новый Йоркшир, Новый Уэльс, Новый Оксфордшир, Гластонбери, Аваллон и Камелот — имели население свыше двух миллиардов каждое. В Федерацию же входило более полутора тысяч звездных систем со средним населением порядка одиннадцати миллиардов разумных существ в каждой. При таком численном превосходстве объединенный флот Федерации рано или поздно уничтожит звездолеты аваллонцев, сколь бы совершенны они ни были.
Но для этого Федерация должна еще собрать свои силы воедино. При этом не следует забывать, что почти восемьдесят процентов населения Федерации — обитатели так называемых протекторатов.
— Я поражен тем, что вы сумели достичь таких высот, владея всего лишь одним звездолетом, — сказал он, на что император, пожав плечами, ответил:
— Нас ограничивала только численность населения. Мы получили богатое наследство — едва ли не всю сумму знаний, накопленных к тому времени Федерацией. И поскольку мы развивались несколько быстрее…
— Как обычно, ваше величество, — перебил его звучный тенор невидимого оппонента, — вы умаляете масштаб и серьезность задач, с которыми столкнулись. И следовательно, величину ваших достижений.
— А ты, Мерлин, — ответил император так, словно продолжал долгий и привычный спор, — склонен к переоценке этих задач. Но я вовсе не собираюсь умалять сделанного, ибо это значило бы проявить несправедливость к моим советникам и помощникам. А уж тебе-то известно, что я всегда отдаю должное вашим героическим усилиям. Матильда, драконы, мои доблестные офицеры и ты сам, сыгравший в создании Аваллона столь заметную роль…
— Которую мне удалось сыграть только благодаря тому, что вы оказались отчаянно глупы и преступили ограничения Федерации в отношении создания искусственного интеллекта, — вновь перебил императора голос невидимого оппонента, и у Мугаби глаза полезли на лоб. Заметив это, император широко улыбнулся и кивнул.
— Да, адмирал, — подтвердил он его догадку. — Некогда один примитивный варвар, слишком невежественный для того, чтобы понять, что разговаривает с машиной, назвал компьютер Мерлином.
— И этот дурак в полной мере проявил свою дурость, распространив права органического разума на искусственный, — парировал Мерлин.
— Нет-нет, — шутливо запротестовал император. — Не дурак, а коварный и хитрый тип. Разве не предусмотрительно было с его стороны заручиться твоей признательностью для того, чтобы ты помогал нам в наших исследованиях и разработках? Кстати, Мерлин руководит еще и имперской разведкой и делает это блестяще!
— Конечно, это был весьма коварный замысел, — ответил Мерлин со смешком, подозрительно напоминающим человеческий.
— Если же говорить серьезно, адмирал, — сказал император, глядя на Мугаби веселыми молодыми глазами, — Мерлин оказал нам неоценимую помощь. Он не столь остроумен и изобретателен, как люди, но скорость и точность, с которыми он обрабатывает информацию, намного превосходят наши возможности, несмотря на имплантированные в нас микрочипы.
— Да уж, надеюсь, — чопорно ответил Мерлин, и император со своими офицерами громко рассмеялись.
— Не сомневаюсь, что Мерлин оказал вам неоценимые услуги, — помолчав, сказал Мугаби. — Но все равно поставленная вами задача многим, наверно, казалась невыполнимой. А мне и сейчас трудно поверить…
— Люди приспособлены к решению невыполнимых задач куда лучше, чем все остальные расы, — вступил в разговор верховный канцлер.
— Возможно, и так, — ответил император. — И все же первые сто лет мы сидели по уши в детях.
Он улыбнулся своим воспоминаниям. Мудрая эта улыбка казалась невозможной на его слишком молодом лице, и Мугаби подумал: всегда ли императора окружала такая мощная аура власти и величия или он приобрел ее за последние пять сотен лет? Мугаби встречался с некоторыми из римлян, чье возвращение на Землю стало причиной окончательного решения Федерации покончить с землянами, но ни в ком из них он не заметил такого причудливого смешения молодости, мудрости и уверенности, которое было присуще императору. Будучи на тысячу лет старше его, большую часть жизни римляне провели в стазисе, путешествуя между звездами и добывая для империи один мир за другим. Император, подумал адмирал, несомненно, самый старый человек, которого он встречал в своей жизни… кроме разве что архиепископа Тимоти, поправил он себя. Впрочем, после первой пары-тройки столетий разница в сорок лет становится, наверное, неощутимой.
— Труднее всего, — продолжал император, — было найти способ быстро увеличить нашу численность, не теряя при этом семей и родственных связей. Никто из нас тогда не знал термина «массовое производство», но именно к нему нам и пришлось прибегнуть. И все же мы знали достаточно, чтобы не опасаться проблем, неизбежных при массовом клонировании людей.
Он кивнул на адмирала Мэйнтона.
— Принц Джон, — сказал он, и Мугаби удивленно поднял бровь, услышав титул, который Мэйнтон каким-то образом умудрился позабыть добавить к своему имени, — и весь его дом являются прямыми потомками нашего первого поколения клонированных детей. Их… сколько ветвей насчитывает ваш род? Девятнадцать младших ветвей семьи, да, Джон?
— На самом деле двадцать две, дядя, — ответил Мэйнтон, сверкнув голубыми глазами. — Хотя я могу и ошибиться. Кто ж их считает?
— Ты и считаешь, молокосос! И несомненно, испытываешь при этом чувство гордости! — хмыкнул император и снова повернулся к Мугаби. — Я решил, что закон не будет делать различий между клонированными детьми и рожденными обычным образом, но не был уверен, что наши люди будут относиться к ним как к своим детям. Сегодня, конечно, эти опасения могут показаться нелепыми, поскольку в империи и клоны, и потомки клонов превосходят естественных потомков по численности примерно в миллион раз, но тогда это действительно представлялось проблемой.
— Верно, — вступил в разговор архиепископ Тимоти. — Но вы нашли хороший ход, чтобы убедить людей принять вашу точку зрения, милорд. — Прелат, как заметил Мугаби, редко обращался к императору со словами «ваше величество», и адмирал подумал, что, наверное, это привилегия старейших и ближайших его советников.
— Матильда решила, что, если отец Тимоти, будучи выразителем мнения матери нашей церкви, благословит клонирование, это успокоит людей. Так оно и оказалось, — пояснил император.
— Дети есть дети, души есть души, — невозмутимо добавил архиепископ. — Пока медицина справляется со взятыми на себя обязательствами и дети рождаются здоровыми, мы можем только радоваться появлению на свет Божий каждого нового человека. Любое рождение — чудо, при каких бы обстоятельствах оно ни произошло.