В конце концов Вальдес добрался до самого графа и довольно невежливо попросил его вернуть нож. Граф рассердился. Нож лежал в большой шкатулке на его столе, и только полчаса назад граф рассматривал его с изумлением, любовался им и гадал, для какой цели мог служить кинжал такой причудливой формы. Де Этуаль заявил Вальдесу, что вовсе не собирается расставаться с новым драгоценным экспонатом своей коллекции, а дрянной пришелец может убираться к черту. В противном случае граф угрожал призвать на помощь Госпожу Дум, и уж она-то, по его словам, должна была навести порядок. После этого рассердился Вальдес. Он схватил за шиворот Бернара де Этуаля и поднял его на своей вытянувшейся руке на высоту в три человеческих роста. Сперва граф призывал на помощь Госпожу, но, видя, что это не помогает, сперва предложил Вальдесу за нож сто флоренов, потом триста, потом начал плакать и умолял пощадить его. Вальдес хорошенько встряхнул де Этуаля, в результате чего бедняга граф вывалился из собственного камзола и упал с высоты на мраморный пол. Он больно-пребольно ушибся. Со слезами, на четвереньках, прихрамывая на обе ноги и руки, граф добрался до стола, открыл шкатулку и отдал нож Вальдесу. После чего Вальдес спокойно удалился, сгребя по пути со стола горсть серебряных монет в качестве моральной компенсации.

Одной из этих монет он заплатил за обед в таверне. Пока Вальдес обедал, он наблюдал через окна и открытую дверь, как большое количество вооруженных людей толпится на площади. Очевидно, они собирались впасть на Вальдеса и схватить его. Вальдес догадался об этом потому, что люди кричали: «Эй, странный человек, выходи из таверны! Госпожа Дум собрала нас здесь, чтобы схватить тебя!» Тем не менее Вальдес не стал спешить и спокойно доел свой обед. Потом он громко рыгнул, вытер рот рукавом и вышел на площадь Вооруженные люди тут же бросились на него, выставив вперед свои копья. Их было очень много, и они просто растоптали бы Вальдеса, но, когда они уже почти достигли пришельца, он неожиданно вознесся над толпой на быстро удлинившихся ногах. Проще говоря, он перешагнул всю бегущую толпу одним шагом, как Гулливер - лилипутов. По пути руки его вытянулись, и он прихватил с собой двух человечков, сцапав каждого из них за одну ногу. Толпа онемела, некоторые от испуга лишились чувств. А Вальдес двигался по городу гигантскими шагами, размахивая двумя орущими бедолагами как куклами. Он шел к дворцу Госпожи Дум.

Госпожа Дум знала о том, что он идет ко дворцу. Конечно, знала. Она направляла людей, чтобы воспрепятствовать движению Вальдеса. Но он перешагивал через них, стараясь не причинять им вреда. Он вдруг решил, что достаточно уже напугал местных жителей и показал им, насколько он могуч и страшен. Даже тех двоих, кого он прихватил по пути, он отпустил, достаточно бережно положив их на землю. Когда Вальдес добрался до дворца, он обнаружил перед собой лысого старикана - уже знакомого ему Иоганна Вебера, который некогда приговорил его к тюремному заключению.

– Стой, безумец! - закричал Вебер. - Уж не хочешь ли ты войти во дворец великой Госпожи?!

– Именно это я и собираюсь сделать, - ответствовал Вальдес, принимая обычные свои размеры и как бы приземляясь при этом к красивым бронзовым воротам дворца.

– Так знай же, что любой человек, который осмелится войти во дворец Госпожи, перестанет существовать, ибо проклятие падет на него, и распадется для него связь времен, и будет он развеян по всем мирам…

– Думаю, ко мне это не относится, - сказал Вальсе, отстранил Иоганна Вебера рукой, дернул за ручку ворот и вошел внутрь.

Глава 3

Вальдес ожидал увидеть все, что угодно, но только не это. Он заранее представлял себе пышное великолепие бесконечных залов огромного дворца, золотые вазы, колонны, отделанные полудрагоценным камнем, ажурную лепнину и роспись потолков, старинную мебель с инкрустацией… Здесь не было ничего подобного. Здесь не было вообще ничего.

То место, куда он попал, больше напоминало келью нищего монаха. Или, точнее, монахини, потому что обитателем ее была старушка. Невероятно старая женщина с остатками редких седых волос на розовом черепе, с лицом, сморщившимся как печеное яблоко, забытое на пару дней в печке. Она сидела в деревянном кресле, вцепившись пальцами в подлокотники, руки ее тряслись. Она всматривалась в Вальдеса, пытаясь разглядеть его при тусклом свете трех свечей, вставленных в альбигойский канделябр. Она была почти слепа.

– Человек… - произнесла она. - Человек из Среднего Мира. Ты все-таки пришел сюда.

Голос ее был на удивление силен, пожалуй, даже приятен. Вальдес поклонился и приложил руку к сердцу.

– Приветствую вас, Госпожа Дум, - сказал он. - Меня зовут Вальдес. Прошу прощения, если я доставил неприятности кому-то из ваших подопечных. В этом не было злого умысла с моей стороны. Я - человек справедливый и даже добрый. Единственное, что заставило меня совершить некоторое принуждение, - это желание добраться до вас и поговорить с вами.

– Я знала, что когда-нибудь это случится. - Женщина удрученно качнула головой. - Что люди из большого мира найдут дорогу в мой маленький уютный мирок.

– Вы знаете что-то о моем мире?

– Да. Когда-то я сама жила в этом мире. В большом мире. Но я сбежала оттуда.

– Почему?

– Чтобы выжить. Меня должны были казнить. Тогда меня звали Клементина Шварценберг. Мне было тридцать лет. Я была еще красива тогда. Очень красива…

Госпожа поправила волосы жестом, который говорил о том, что некогда эти волосы были густыми и длинными.

– За что же должны были казнить красивую женщину Клементину? - спросил Вальдес. - Какое преступление вы совершили?

– Меня приговорили к сожжению как колдунью.

– Так вы - колдунья?

– Ложь, грязная ложь… - пробормотала Госпожа. - Я не совершала преступлений ни перед Богом, ни перед людьми. Но в те времена и не нужно было совершать преступлений, чтоб быть обвиненным и сожженным на костре. Достаточно было чьего-то ложного навета, чтобы попасть в руки жестокой инквизиции. И обратного пути не было. Костер или пожизненное заключение на хлебе и воде. В последнем случае человек выживал в каменном мешке не больше нескольких лет…

– Вы так уверены в лживости инквизиции? - спросил Вальдес, едва сдерживаясь. Руки его чесались залепить пощечину старой карге. Не любил он, когда ругали самое святое для него - инквизицию. - Но ведь вы смогли магическим образом исчезнуть из нашего мира и остаться живой. Стало быть, вы в полной мере владели колдовскими секретами, познание которых невозможно без помощи дьявола и слуг его?

– Ты говоришь как невежда. - Клементина Шварценберг неприязненно передернула плечами. - Я не была колдуньей. Я не летала на метле на шабаш, не мазалась волшебной мазью, сваренной из жира убитого младенца, не целовала Сатану, обернувшегося в образ козла, под хвост… Да и не верю я, что другие обвиненные и казненные занимались тем же. Тысячи людей оболгали себя и других, не выдержав пыток инквизиции. Их вынуждали назвать имена людей, виденных ими на шабаше, и для выбивания признаний применяли многократные пытки. Неудивительно, что пытуемые называли подряд все имена, что приходили им в голову. Инквизиция собирала свою жатву…