– Уже лучше. - Франсиско медленно, опираясь на мою руку, встал. Стоял, смотрел на меня и улыбался.
– Почему вы улыбаетесь?
– Мне приятно… Просто приятно, что в будущем будут такие люди, как вы - высокие, красивые и свободные.
– Да. - Я смущенно кашлянул в кулак. - Возможно, и так. Но мне бы все равно не хотелось, чтобы меня поджаривали на костре. Тем более, такие жирные индюки, как эти, - я кивнул на монахов.
– Вы можете что-нибудь предложить?
– Могу. - Я достал из-за пазухи сверток. - Вот пергамент с планом этой самой крепости. Только здесь написано на каком-то чертовском языке, так что я ни черта не пойму! Простите…
– Интересно… - Франсиско не обратил внимания на то, что я в очередной раз помянул черта. Он внимательно разглядывал пергамент, водя по нему длинными пальцами. - Это всего лишь сокращенная латынь. Все очень просто, я могу прочитать это.
– Мы сейчас вот здесь! - Я ткнул пальцем в план. - Вот в этой комнате. И, смотрите, сюда подходит какой-то коридор, нарисованный пунктиром. Может быть, это потайной ход?
– Да. - Веларде изумленно поднял руки. - Dios! И здесь есть потайная дверь. И написано, как ее открыть. Это не столько план крепости, сколько план тайных ходов!
– Как ее открыть?!
– Идите к стене. К той, задней, за стулом!
– Иду. Тут полки для инструментов палачей.
– Левее. - Веларде сам уже ковылял ко мне. - Уберите этот ящик.
– Ну… - Я сгорал от нетерпения, и на то у меня была веская причина От внутренней поверхности двери Уже начали отлетать щепки. Грохот от ударов стоял, как в преисподней. Веларде стоял нагнувшись и считал камни в нижнем ряду стены.
– Вот этот камень!
– Этот? - Я надавил на камень изо всей силы.
– Не давите. Тут написано, что по нему надо стукнуть три раза молотом.
– Ага! - Я прыжками помчался за большим молотком, который лежал на полке. - Бью!
– Подождите! - Веларде протиснулся в самый угол, схватил меня за пояс. - Теперь бейте.
Верхняя часть двери со скрежетом развалилась. Оттуда с победным воплем появились две верхние половины каких-то людей. Я положил молоток на пол, схватил два ножа из перевязи и метнул их. Не знаю, попал я или нет, но парочка стражников с криком провалилась обратно.
Я взял молоток и три раза врезал по камню. И тут же плита, на которой мы стояли, понеслась вниз.
Если тот потайной спуск, которым я воспользовался в первый раз, можно было назвать обычным лифтом, то теперь, без сомнения, мы имели дело с лифтом модернизированным, скоростным. Он грянулся о землю так, что зубы мои клацнули друг о друга. И тут же я получил ощутимый толчок в грудь, не удержался и полетел на землю. Веларде плюхнулся на меня сверху.
– Вы что, Веларде?!
Я хотел было возмутиться бесцеремонностью иллюмината, но вдруг увидел, что плита, на которой мы только что стояли, взмыла обратно вверх. Она взлетела вверх со скоростью ракеты и заткнула дыру в потолке, из которой мы только что имели счастье спуститься. Погас единственный источник света, я снова лежал в кромешной темноте. И Веларде лежал на мне.
Под руками моими был не камень, а рыхлая земля.
– Земля, - сказал я. - Здесь грунт на полу. И пахнет плесенью. Похоже, мы вывалились из этого чертового замка.
– Это не замок. - Франсиско наконец-то сполз с меня и, кажется, делал попытку подняться. - И даже не крепость, как вы его называли. Это просто очень большой дом. А точнее, много больших домов, связанных между собою. Раньше этот дом принадлежал одному богатому марану [Мараны - крещеные испанские евреи.], по имени Алонсо Гарсиа. А потом достался святой инквизиции. Они устроили здесь свое логово. Этот маран был очень хитрым и осторожным, как и все мараны. Говорят, он устроил в своем доме множество скрытых дверей и проходов, а также сделал тайный подземный ход, ведущий за черту города. Но никто из инквизиторов за двадцать лет так и не нашел всех этих секретов.
– А что случилось с этим мараном? - поинтересовался я.
– Сожгли, - сказал Франсиско безо всякого чувства. - Он оказался скрытым иудеем. Дед его, оказывается, был евреем. А сам Алонсо Гарсиа признался под пытками, что является скрытым иудеем и исполняет законы Моисея. Его сожгли.
– Скрытым евреем… - пробормотал я. - Знакомые дела. Я-то думал, что это Гитлер придумал. А тут, за четыреста лет до него…
– Что? - переспросил Веларде. - Что вы говорите?
– Ничего. - Я встал и отряхнул руки от земли. - Нам пора топать, высокочтимый лиценциат Веларде. А то на голову нам свалится орда наших преследователей.
– Не свалится. Вы сохранили пергамент?
– Да.
– Там сказано, что plazo de retencion [Срок задержки (исп.).] механизма этого тайного спуска - четыре часа. Иными словами, даже если они ударят по этому самому камню три раза, снова сработать он может только через четыре часа, когда мы будем уже далеко за городом.
– А вы молодец, Франсиско. - Я покачал головой. - Я думал, вы только в теологии соображаете…
– Не только, друг мой. Не только. И мы пошли дальше. На ощупь.
Путь наш был прямым и однозначным, как канализационная труба. И это радовало. Хотя и скучно было идти, но свернуть с пути и запутаться было невозможно.
Веларде быстро выбился из сил. Я тоже чувствовал себя неважно, левая рука еще плохо слушалась меня, но по сравнению с Веларде я был свеж, как огурчик. Честно говоря, я с трудом понимал, как он вообще умудряется передвигаться после тех жестоких пыток, которые к нему применяли.
Веларде прошел не более трехсот метров. Потом я услышал в тишине его задыхающийся шепот:
– Подождите… Мне надо немного отдохнуть.
– Франсиско, давайте я понесу вас на плечах. Я смогу.
Это было правдой. Несмотря на то, что я устал, я вполне мог нести его на плечах - как мешок с картошкой. Он и весил-то, наверное, почти как мешок с картошкой, килограммов пятьдесят. Как я уже говорил, Франсиско Веларде был изможденным человеком небольшого роста.
– Не получится… Здесь слишком низкий потолок…
Это тоже было правдой. Временами я задевал макушкой рыхлый потолок, и земля сыпалась мне за шиворот.
– Пойдемте. - Я нащупал во мраке руку Веларде, приподнял его, положил его руку на свои плечи. - Я буду помогать вам идти. Нам нужно выбираться быстрее. Не нравится мне этот подземный ход. Им не пользовались уже много лет, из потолка растут корни. Я боюсь, что в любой момент он может обрушиться.
– Спасибо вам. - Веларде поднимался, и чувствовалось, какой болью отдается в теле его каждое движение. - Вы, наверное, благородный идальго, сеньор Гомес? В вас чувствуется высочайшая образованность!