Не надоел, не успел. Он дико, до дрожи, испугался, когда обнаружил, что в сети есть другие, похожие на него – креаторы. Душа его выла от ужаса. А тело радовалось. Оно понимало, что появился повод для новой отсрочки.
И повод был действительно серьезным. Серьезнейшим. Откуда взялись виртуальные мрази, скачущие по просторам Интернета как блохи и сосущие кровь везде, где можно напиться? Породил их Ашшур во время своих предварительных экспериментов или появились они сами, в результате непредвиденных мутаций? Игорь не знал. Пока не знал… Выяснить это предстояло непременно, потому что надлежало справиться с креаторами полностью и тщательно – не только найти их и убить (увы, так вот негуманно, более того – уголовно), но и вырвать с корнями источник их возникновения.
Он должен был убить креаторов. Такова была его миссия, придуманная, осознанная и озвученная им самим. Чтобы потом, когда все кончится, сделать новую попытку убить себя, радикально избавить мир от этой заразы? Да-да, конечно, монсеньор.
Еще стопку – и все. Конец.
Водка кончится.
Придется идти за новым пузырем.
Вы что-то говорили о смерти, милорд? Ах, батенька, о чем вы говорите? Какая еще смерть, что за глупости? Существует определенное сочетание вспышек, и даже если мы изничтожим всех, кто смог подцепить эту болезнь, всех, кто стал креатором, то нет гарантии, что какая-нибудь гениальная сволочь не воспроизведет эту комбинацию снова. И снова со смертью придется подождать. Подождать до самой смерти, простите за банальность.
Он, как цербер, будет сторожить сети от креаторов. Кусать зубастой пастью всех, кто может воздействовать на виртуал посредством мысли, вырывать у них глотки. Он никогда не снизойдет до того, чтобы стать богом в настоящей реальности, попытаться построить живых людей и заставить их производить продукты, добывать минералы, размножаться и воевать во славу себя. Пусть живые живут так, как они умеют – это не его удел. Удел Игоря, его маленькое удельце – разбираться с подобными себе.
С креаторами, сэр.
Так точно, сэр. Кстати, где у нас водка?
А! Знаю, где она! Она кончилась!
Значит, пошлем гонца.
Не вздумай, идиот. Ни шагу на улицу. Ты же пьян в жопу. Тебя сейчас не то что профессионал – любой придурок обидеть сможет.
И что же?
Спать.
Скоко время?
Полпервого ночи.
Тоды да. Спать.
Спокойной ночи, реб-решши.
Сам ты такой…
Утром Мила обнаружила Игоря спящим в ванне, заполненной водой до краев. Спал он, позвольте заметить, в одежде и даже в тапочках. Спертый, концентрированный дух водочного перегара заполнял ограниченную кубатуру санузла.
– Фу! – громко, с выражением сказала Милена. – Гоша, ты что вытворяешь?
– Лежу, – просипел Гоша.
– Вижу, что лежишь. Пьянь! А почему в одежде?
– Чтоб не замерзнуть, – объяснил Игорь, начиная сильно дрожать. – Бы-бы-блин, х-холодно-то как!
– Еще бы. Вода уж сто лет как остыла. Давай помогу вылезти.
– Н-не надо. Гы-гы-гырячую воду пусти. И пробку вы-выдерни.
– И часто ты так?
– Ры-редко!
– Сумасшедший!
Мила удрученно покачала головой и приступила к реанимационным процедурам. Наполнила ванну горячей водой, согрела окоченевшего Гошу и с руки скормила ему два десятка конфет. Через полчаса Игорь сменил цвет лица с синего на относительно розовый.
– Башка болит, – пожаловался он.
– И шоколад не помогает?
– Не-а.
– Зачем же ты такое изуверство над собой устраиваешь?
– Чтоб душа не болела. Это еще хуже, чем башка.
– Бедный ты мой, бедный. – Мила бултыхалась руками в ванне, пытаясь стащить с Гоши штаны. Штаны прилипли к ногам и не поддавались. – Как ты вообще живешь?
– Хреново. – Игорь схватил Милу за отворот халата, потянул на себя, и она с громким плеском свалилась в ванну, вытеснив, по закону Архимеда, половину жидкости на пол. – Тело, сунутое в воду, выпирает на свободу, – сказал Гоша. – Масса выпертой воды равна впёрнутой туды.
– Пусти! – крикнула Милка, лежа сверху на Гоше. – Надо пол вытереть, мы так соседей снизу утопим.
– Полежи со мной, Милка. Согрей меня. Мне с тобой хорошо. Я тебя очень люблю.
– Правда?
– Правда. А соседей не люблю. Они все время жалуются, что я их заливаю водой. Ну не сволочи ли?
– Сволочи, – согласилась Мила, сдирая с себя мокрый халат. – Не надо их любить. Люби меня. Заливай меня чем хочешь.
* * *
Гоша вел джип уверенно, но аккуратно, не лихачил. Левой рукой крутил баранку, а правую держал на коленке Милы. Время от времени его рука вспархивала к полке, отламывала кусочек от шоколадной плитки, лежащей там, кидала оный кусочек в гошин рот, после чего снова возвращалась на милкину ногу.
– Ты что, все время шоколад лопаешь? – спросила Милена.
– Нет. Только когда проецирую.
– А сейчас – проецируешь?
– Угу, мням (невнятное чавканье).
– А что проецируешь?
– Машину. Этот самый джип.
– Так он что, не настоящий?
– Настоящий. Только внешность у него сейчас фальшивая. Это дорогущий "Мерседес-Гелендваген" редкой серебристой масти, но для окружающих он выглядит как вульгарный "УАЗ", по габаритам они сходны.
– Это еще зачем?
– Я живу в условиях конспирации, – пояснил Игорь. – Ты интересовалась, как это мне удается? Очень просто. Изменяю свою физиономию. Приблизительно вот так, смотри.
Милка едва не взвизгнула – на водительском сиденье вместо брюнета-Игоря оказался толстощекий блондинистый дядя с типично "бычьей" внешностью. Он повернул раскормленную морду к Миле и усмехнулся, продемонстрировав пару сияющих золотом зубов.
– Въехала, телка? Крутые понты?
– Ага, – Мила робко кивнула головой. – А машине внешность зачем менять?
– Потому что «Гелендваген» – слишком круто. Как-то неохота мне с каждым встречным гибэдэдэшником общаться. Можно было бы, конечно, пересесть на какую-нибудь "Ниву", но вот нравится мне эта машинка, и все тут. В наследство от незабвенного Иштархаддона досталась. Любил Хадди роскошные вещички.
– Куда мы едем?
– В мою загородную резиденцию. С человечком одним встретиться, поговорить.
– У тебя и резиденция есть?
– Есть. У меня много чего есть. Я человек богатый.